Трон и плаха леди Джейн

— Это возмутительно! — кипятится она. — Вы не видите даже того, что у вас под носом, или не хотите видеть. Должна сказать вам, что поделилась своими опасениями насчет леди Джейн с герцогом, и он велел, чтобы она переехала ко мне в Дурэм-хаус и оставалась там до тех пор, пока ее не призовут исполнить ее великое предназначение. Мы единодушно полагаем, что ей необходимо внушить верное отношение к ее новым обязанностям, а родители не лучшие для того учителя, ибо слишком заботятся о чувствах ребенка.

Даже я, как бы зла я сейчас ни была, чувствую в этом иронию судьбы: меня, которая всегда держала дочерей в строгости, обвиняют в том, что я их избаловала. Если бы это не было так оскорбительно, то было бы смехотворно. И все же я загнана в угол. Нортумберленд всесилен, его слово — закон. Кроме того, место жены — рядом с мужем. Я понимаю, что у меня нет выбора, как только отправить Джейн в Дурэм-хаус.

— Хорошо, — холодно произношу я. — Я велю готовить ее багаж.

Леди Джейн Дадли

Челси и Дурэм-хаус, 3–5 июля 1553 года.

Матушка и герцогиня в ледяном молчании ожидают, пока миссис Эллен закончит паковать мой дорожный сундук.

— Много вещей не потребуется, — говорит герцогиня. — Я думаю, Джейн у нас не задержится.

— Мы ждем тебя внизу, Джейн, — говорит миледи, провожая ее светлость герцогиню Нортумберлендскую к выходу.

Оставшись вдвоем с миссис Эллен, я бросаюсь на кровать и заливаюсь слезами:

— Если бы вы только знали, дорогая миссис Эллен, что меня ждет!

Няня спешит меня утешить:

— Тише, моя овечка, не так страшен черт, как его малюют. — Но в ее голосе звучит тревога.

— Меня принуждают жить с Гилфордом, — горестно всхлипываю я между неистовыми приступами рыданий. — Вы представить себе не можете…

— Ах, деточка, могу, — печально возражает она. — Некоторые мужчины подобны животным. Я не слепая, мисс Джейн. Я видела ваши синяки и кровь на простынях. Я догадалась, что он грубо с вами обращался.

— Он и есть животное, — плачу я. — Нет, для животных это оскорбление. Они живут инстинктами. Мы, люди, вроде бы разумные существа, а он, похоже, совершенно бесчувственный. И ничего нельзя сделать. Мне придется это терпеть.

Миссис Эллен тоже начинает плакать:

— Ох, мое милое дитя, и вам суждено быть во власти этого бессердечного, грубого человека…

— Но это не самое страшное, — плачу я, — есть кое-что гораздо хуже…

— Во имя Господа, что еще? — Печаль на ее лице сменяется тревогой.

— Они хотят сделать меня королевой, — отвечаю я, садясь. — Когда король Эдуард умрет.

Миссис Эллен приходит в ужас.

— Это проделки Нортумберленда, — продолжаю я, а тем временем слезы у меня высыхают от гнева, сменившего жалость к себе. — Я, конечно, буду сопротивляться. Я им этого не позволю, откажусь подчиняться.

— Но как герцог думает это устроить? — изумляется она.

— Не знаю как. Разве что путем тайных махинаций в обход закона. А по закону наследует брату леди Мария. У нее неоспоримые права. Я знаю, что будет означать ее царствование, но не собираюсь помогать тем, кто хочет лишить ее законных прав. Так или иначе, я бы ни за что не хотела быть королевой. Я сама по себе. Я не хочу жить на виду у всех и не хочу принимать на себя бремя правления. Власть и слава меня не привлекают. — Несправедливость всего этого глубоко возмущает меня. — Ах, миссис Эллен, почему Господь посылает мне так много страданий? Все, о чем я прошу, — это прожить жизнь спокойно.

— Нам не пристало обсуждать волю Господа, — напоминает миссис Эллен.

— Говорю вам, милая няня: это не может быть волей Господа. Он бы не допустил подобной несправедливости.

Я сижу ломая руки. Нужно еще многое сделать до отъезда. Миссис Эллен, с видимым трудом овладев собой, начинает собирать мои платья. Я даже не пытаюсь помочь ей, хотя обычно сама пакую свои книги и личные вещи.

— Я не хочу ехать, — говорю я, снова ударяясь в слезы при виде миссис Эллен, достающей мою одежду. — Я не хочу жить с Гилфордом и его родителями. Его мать ненавидит меня, а его отца я боюсь. Они планируют непостижимый в своей чудовищности заговор. Я не хочу принимать в нем участия. Я не предательница.

Нет таких слов, которые могли бы утешить мое страждущее сердце. Миссис Эллен это знает. Она и не пытается ничего говорить, она просто обнимает меня и крепко прижимает к себе. Так мы стоим молча.

Когда она наконец доставляет меня к герцогине, я по-прежнему в слезах и гневе. И все же я послушно целую матушку на прощание и опускаюсь на колени, чтобы получить ее благословение.

— Помни свой долг, — бросает она.

Ясно, что с ее стороны помощи ожидать не приходится.

Мой разум бурлит, пока я покорно следую за герцогиней к роскошной лодке, пришвартованной у пристани, — на ней мы поплывем по Темзе к Стрэнду.

Сидя в лодке и смотря на переливающуюся искрами солнца воду, я не могу вымолвить ни слова. Моя свекровь явно на меня гневается, и я, кажется, понимаю отчего, ибо вела себя непростительно грубо. Тем не менее я ни за что не стану участвовать в заговоре. Я решила изо всех своих сил сопротивляться их планам.