Трон и плаха леди Джейн

— Вы считаете, они позволят мне часто видеться с ним? Сомневаюсь, — задумчиво отвечает королева. — В любом случае о том, чтобы остаться при дворе, не может быть и речи, поскольку я терпеть не могу эту несносную леди Хартфорд с ее ядовитым языком, которая, конечно, станет еще более несносной в качестве жены регента. Кроме того, я устала от жизни при дворе, от церемонности, интриг, фальши. Я желаю свободы.

— Но куда же вы отправитесь, сударыня? — спрашивает моя матушка.

— К счастью, Фрэнсис, король оставил меня богатой вдовой. Он также завещал мне тот красивый дворец из красного кирпича на набережной Темзы в Челси. Мне бы хотелось переехать туда. После трех престарелых мужей, каждому из которых я была верной женой, я думаю, настала пора пожить в свое удовольствие.

— Самое время! — поддерживает матушка.

А мне трудно скрывать свое огорчение. Меня больше не повезут ко двору — если ни королевы, ни фрейлин там не будет. Не жить мне больше в гостях у дорогой королевы Екатерины. Если только она, конечно, не пригласит меня погостить в Челси…

— Как король и леди Елизавета восприняли весть о кончине отца? — спрашивает моя матушка.

— Ах, бедняжки, как они рыдали, когда регент сообщил им об этом, — рассказывает королева. — Милорд Хартфорд сказал, что ему долго не удавалось их успокоить, но под конец он все-таки убедил принца занять свое место на троне, чтобы принять присягу у собственных советников. Бедное дитя, ему ведь только девять лет.

Ее величество добавляет, что плач стоял и в парламенте при вести о кончине короля, и на улицах Лондона, когда вчера провозили тело в сопровождении пышного кортежа, в Сайонское аббатство, где оно оставалось ночь перед погребением в Виндзоре рядом с королевой Джейн.

— А вы, Фрэнсис, — какие у вас планы?

— А я, сударыня, стану служить нашему новому королю, как только смогу, — отвечает миледи. — Кроме того, мне нужно уделять внимание воспитанию дочерей, раздавать милости, вести хозяйство. Жизнь продолжается.

— И правда, — вздыхает королева Екатерина.

В детскую торопливо входит миссис Зуш и сразу же сообщает миссис Эллен, не в силах сдержаться:

— Дорогая, ни за что не поверите, что я сейчас услышала! Люди рассказывают, что когда гроб короля помещали в часовню в Сайоне, он вдруг возьми да раскройся — кровь и все остальное так и брызнуло на камни. Запах был ужасный!

— Какой кошмар! — восклицает миссис Эллен.

— И это еще не все. Когда пришли люди, чтобы все собрать и сложить обратно в гроб — представьте себе, каково это, — за ними прибежала собака, и собака слизала кровь короля с полу.

Миссис Эллен содрогается, а меня тошнит.

— Пророчество, — говорит миссис Зуш, — вы помните пророчество?

— Кажется, нет… — неуверенно бормочет миссис Эллен.

Мы с Кэтрин сгораем от любопытства.

— Ну, еще когда король решил жениться на Анне Болейн, один монах при всех предостерег его, что, если он не откажется от своего неправедного решения, с ним случится то же, что и с библейским Ахавом, и псы будут лизать кровь его.

— Выходит, что оно исполнилось, — шепчет миссис Эллен.

— Боюсь, что так. Хотя кое-кто в Лондоне считает, что это папистские выдумки, а некоторые вообще отрицают, что гроб открылся.

— Наверное, просто совпадение. — Миссис Эллен резко кивает в нашу сторону. — Эти паписты скажут все, что угодно, лишь бы опорочить реформы покойного короля.

— Скоро им придется придержать языки, — обещает миссис Зуш. — Только сегодня утром миледи говорила, что вся страна принимает протестантство и что мессу теперь запретят. Она, кажется, этому очень рада.

— Я думаю, они с его светлостью примут любую веру, какая будет в моде, — ехидно замечает миссис Эллен. — Власть для них важнее религии. И не забудьте, что ее светлость часто видится с королевой. Нетрудно догадаться, откуда ветер дует.

— По словам миледи, многие при дворе разделяют эти убеждения, начиная с регента. И наставники молодого короля позаботились о том, чтобы он проникся новой религией.

Да и я тоже. Сначала казнь Энн Эскью заставила меня усомниться в моей вере, а затем уроки доктора Хардинга дали мне понять, что многое из того, что мне говорили о религии, — ложь. Я больше не могу верить в таинство евхаристии, поскольку оно противоречит здравому смыслу. И мне непонятно, почему мы должны просить Деву Марию и святых посодействовать нам, если мы можем молиться напрямую Богу. Еще я думаю, что Библия на английском должна быть доступна всем, для чтения и толкования. Эти мысли, кажется, говорят о том, что я протестантка. И потому, в глазах закона, еретичка.

До сих пор по очевидным причинам я держала свои идеи при себе. Но, слушая разговор между миссис Зуш и миссис Эллен, я ощутила надежду, что не за горами время, когда я смогу открыто высказывать их.

Леди Мария

Ньюхолл, Эссекс, весна 1547 года.

Вернувшись из часовни, я нахожу на столе ждущее меня письмо. Я беру его и замечаю печать с гербом Сеймуров. Может быть, это регент вызывает меня ко двору?