Трон императора: История Четвертого крестового похода

На следующую ночь, когда луна шла на убыль, флот охватило растущее чувство надвигающейся беды. Воины переговаривались приглушенными голосами о том, что венецианцы ими манипулируют, заставляя изменить святому делу. В конце концов начались разговоры о дезертирстве.

О Задаре говорили только шепотом.

Одним из тех, кто говорил в полный голос, был я. Если бы еще месяц назад кто-нибудь мне сказал, что я приму сторону Папы по какому-либо вопросу, мне стало бы очень смешно. Но вот прошло время, и мы с Папой стали заодно. В принципе не приемля любую бойню, я пришел в ярость, получив подтверждение о неминуемой осаде, и даже спровоцировал спор с несколькими моряками «Венеры» — все они, родившись в Венеции, ненавидели Задар. Мои усилия привели к тому, что сейчас я хожу с двумя фонарями под глазами и синяками на теле. Симон де Монфор, мой собеседник в первый день похода, тот самый, что с опаской расспрашивал о Бонифации, также в открытую выступал против плана напасть на Задар. Прослышав от Грегора, что я получил тумаков, затеяв спор на эту тему, он явился на «Венеру» и принялся меня расхваливать. Уж лучше было бы терпеть побои.

Целых два дня Отто и Грегор пытались меня успокоить. Вряд ли их волновало мое телесное благополучие; просто они не хотели, чтобы я опять ввязался в какую-нибудь историю, раз Грегор за меня отвечает. Принцесса Джамиля, проявляя ко мне внимание, которого я никак не заслужил, спокойно, но твердо предостерегла меня от каких-либо действий — все равно я наверняка провалил бы любой план. Пришлось напомнить ей, что в прошлый раз она мне советовала лишь не планировать ничего в одиночку, и попросить помочь придумать что-то ради задарцев. Джамиля ответила мне со своим характерным жестом, слегка поводя рукой, что относилось как к ней самой, так и ко всему окружающему:

— Я сейчас не в той ситуации, чтобы заниматься этим.

Сказала, как отрезала.

Больше всего толков ходило о том, что флот подойдет к берегу и одним своим видом нагонит на задарцев такого страху, что они тут же сдадутся и никакого сражения не будет. Я буквально с пеной у рта набросился на Грегора, когда оказалось, что он разделяет надежду большинства на подобный исход. До порта Задар оставался день пути, когда Грегор и Отто предприняли последнюю попытку урезонить меня во время вечернего визита на «Венеру».

— Если задарцы сдадутся без боя, — объяснял Грегор, — армия сможет войти в город и найти себе кров на зиму, не используя силу против своих единоверцев, христиан, и не беря на себя греха.

— Угроза силы и есть использование этой силы, — возразил я. — Задарцы умрут от холода и голода, а не от мечей и стрел, и все равно это будет ваших рук дело. Если план такой безгрешный, тогда почему Симон де Монфор старается подкупить капитана своего корабля, чтобы тот откололся от флотилии и продолжил курс прямо на Египет?

— Это просто сплетня, — сказал Грегор. — Симон ни за что не станет дробить армию.

— А что самое важное, — добавил Отто, — как только задарцы капитулируют, мы сможем забрать все их добро и наконец расплатиться с венецианцами. Так что успокойся, бритт, их капитуляция будет лучшим исходом из всех возможных.

— Только не для задарцев! — сказал я.

— Да с какой стати нам думать о задарцах? — удивился Отто.

— Не могу оставаться в стороне и наблюдать, как целый народ запугивают, чтобы добиться от него покорности. Где в Библии Христос говорит своим ученикам, чтобы они так поступали? — заявил я, топнув ногой.

Братья дружно уставились на меня.

— По-моему, тут что-то личное, — осторожно заметил Отто. — Плюс определенная дремучесть. Задарцы не чураются пиратства в своем стремлении оставаться свободными.

— Возможно, если бы их не преследовали громилы, они вели бы себя более вежливо, — огрызнулся я.

— Ну, это не оправдание. Каждый грозит кому-то, — сказал Отто, пожав плечами. — Так устроен мир.

— Интересно, кому грозил Христос? — спросил я, жалея, что Джамиля сейчас не является свидетелем моей находчивости.

Но Отто быстро сбил с меня спесь.

— Иисус грозил своим последователям, — моментально отреагировал он с упрямой прямотой, через которую, как я знал, мне никогда не пробиться.

Махнув на него рукой как на безнадежного субъекта, я обратился к Грегору с последней мольбой:

— Хотя бы признайся, что подобная осада осквернит вашу миссию. Вы позволяете Венеции манипулировать войском Христа в ее собственных меркантильных интересах.

Грегор расстроенно кивнул.

— Я все понимаю, но, если мы откажемся от осады, венецианцы не повезут нас туда, куда мы хотим попасть, и тогда мы нарушим наши святые обеты.

— Мы их нарушим в любом случае, — безразлично заметил Отто. — Выбирать придется из двух зол: провести всю зиму в холодных мокрых палатках или в хороших теплых домах, полных всякого добра. По-моему, решение очевидно.

Я заставил себя пропустить его слова мимо ушей и сосредоточился на Грегоре.

— Если вы пойдете на это, то предадите собственное дело. И это больше, чем отступничество. Это грех.