Трон Исиды

Почему она спрашивает? Луций не мог припомнить, чтобы сделал что-то не так. Геба сунула ему в руки ребенка — да, это было; но он мог вернуть его назад. По закону, большего для отказа от ребенка не требовалось.

Луций пожал плечами. Он никогда бы не поступил так — во всяком случае, не после столь долгой борьбы и страданий, борьбы за то, чтобы его дочь пришла в этот мир.

Глаза Дионы слипались, но улыбка с лица не сходила. Луций нагнулся и поцеловал жену в лоб. Он оказался прохладным — лихорадки не было, но и холодности смерти тоже. Мягко улыбаясь, в полусне баюкая дочь, она уснула.

Кормилица, которую нашла Геба, была тихой, спокойной молодой женщиной, египтянкой, потерявшей ребенка за день до рождения Мариамны. Возможно, в другое время Луций и стал бы возражать против найма свободной женщины, ведь они вполне могли купить рабыню, но он все еще находился в эйфории от того, что стал отцом. И никогда не был жадным. Женщина казалась опрятной, чистоплотной, почтенной и прошла обучение в храме.

— Наверное, нам следовало нанять и ее мужа? — спросил он Диону.

— А мы и так уже наняли, — ответила жена. — Он — помощник управляющего нашим поместьем на озере Мареотис. Геба увидела там Танит и решила, что она вполне подходит для кормилицы, если, конечно, та захочет. Танит не возражала. Как жаль, что у нее умер ребенок. Для Мариамны было бы хорошо иметь молочного брата из старинного египетского рода.

Иногда женщины в доме Луция обделывали свои дела без его ведома. Насколько он знал, на такое самоуправство обычно жаловались все мужчины — и женатые, и неженатые. Луций придерживался другого мнения, а именно: его это нисколько не задевало.

— Так Танит должна была стать жрицей? Значит, у нее тоже есть магический дар?

— Да, она была жрицей, — сказала Диона. — Впрочем, она и сейчас жрица. Я была одной из ее наставниц много лет назад, когда жила в храме. Она очень умна, образованна и очень искусна в делах магии.

— А это было простым совпадением — что у нее родился ребенок почти в один день с тобой? — бездумно спросил Луций.

Диона спокойно ответила:

— Наверное. Хотя, когда служишь Богине, ничего нельзя знать наверняка. С Мариамной может возникнуть много трудностей. Она — дитя богини; ей нужна кормилица, которая умеет обходиться с такими детьми. Попытайся я ухаживать за ней сама, она бы стала совершенно невозможной, потому что впитала в себя очень много магии и крайне мало здравого смысла.

— Как же так? Ты у нас такая разумная женщина, — поддразнил ее Луций.

— Да, теперь я стала такой, — сказала Диона и улыбнулась с едва заметным огоньком озорства. — Ведь я замужем за римлянином.

Луций покачал головой — он изо всех сил сдерживал смех, но ему не удавалось даже хотя бы принять строгий вид.

— А наша новоявленная кормилица — на вид самая обыкновенная и безобидная, как мышка. Вы все такие хитрюги?

— Нет. Мы просто спокойные — но иногда вынуждены быть великолепными.

Да, подумал Луций, когда необходимо, они самые великолепные люди на свете. Даже его жена, в своей скромной ночной сорочке, без всяких драгоценностей, кроме кольца с изумрудом, которое он подарил ей на следующий день после рождения Мариамны.

Он не должен думать о том, чтобы высвободить жену из этой самой сорочки и отнести на ложе — сейчас ей пока нельзя… Но, судя по ее взгляду, Диона думала о том же самом. Оба удовольствовались довольно чинным поцелуем — по крайней мере вначале. Когда поцелуй начал становиться более страстным, Луций оторвался от ее губ. Это было очень нелегко, но римляне умеют быть благоразумными.

В душе Луций проклинал свое благоразумие, но не мог переступить через него — он слишком дорожил этой женщиной.

— Скоро ты поправишься, — прошептал он. — И тогда…

— Тогда, — сказала она, — будет нечто необыкновенное. Ожидание делает это только слаще.

Несомненно, она была права, но Луций с превеликим трудом подавил искушение поцеловать ее опять, целомудренно, в лоб — такое целомудрие не продлилось бы долго, — и едва выдохнул: «До свидания». Диона же была невозмутима, как всегда.

— Попозже придет царица — повидать ребенка. Ты будешь дома к ужину?

— Обязательно. А ты поужинаешь со мной?

— Если захочешь.

Они перекинулись еще парой незначащих фраз, не менее официальных, словно у них был брак по расчету. Но глаза обоих смеялись. Луций поторопился уйти, чтобы не позабыть о своих благих намерениях.

Клеопатра одобрила прибавление семейства рода Лагидов. Мариамна, казалось, одобрила царицу. Она позволила взять себя на руки и завороженно уставилась на серьги — маленькие каскады жемчужин, оправленные в золото.

— Придется отдать ей жемчуга, — сказала Клеопатра. — Одним золотом тут не обойдешься.

Царица уже пожаловала малышке в качестве дара новорожденному золотой сундук, полный всяких игрушек, от которых любой ребенок зашелся бы от восторга; там же лежал папирус, даровавший ей права на поместье под Мемфисом, поэтому Диона считала жемчуга совершенно излишними.

— Ты ее избалуешь, — заметила она.

— Конечно, избалую, — довольно заметила Клеопатра. — Я вынуждена быть строгой со своими. И мне нужна отдушина.