Трон Исиды

— Да, ты прав, — Антоний усмехнулся и осушил кубок. Остальные рассмеялись, но смех звучал напряженно, и лица были омрачены недовольством. Они пока не голодали: когда Египет оказывался недоступным, их кормило изобилие Греции. Но все же нападения Агриппы на суда приносили некоторые неудобства: многие даже усматривали в них угрозу голода. Это выглядело наглостью и откровенным разбоем, но никто не в силах был остановить мародеров. Антоний не мог защитить всю цепь крепостей и полностью избавиться от Агриппы, на что тот и надеялся. По его расчетам, Антоний рано или поздно отправится воевать с ним, и Греция станет беззащитной перед армией Октавиана.

— Кстати, это — не такое уж и дерьмовое, — сказал он, снова храбро наполняя кубок. — Отдает привкусом днища корабля и еще не слишком прокисло. А что мы можем сказать о самом днище? Оно твердое, круглое… А еще? Склизкое. Я бы даже назвал мерзким.

— Как и цепной пес Октавиана, нагрузившийся цекубским, — вздохнув, подхватил Деллий.

С началом войны Диона вышла из состояния многомесячной хандры. А это была именно хандра: она страшно тосковала по оставленным дома детям, с бессилием наблюдала, как Луций медленно, но явно отдаляется от нее; и не видела ни цели, ни причины своего пребывания здесь. Война казалась выигранной прежде, чем началась. Октавиан был слабым, нищим, в Риме его слабо поддерживали и плохо снабжали. Он потерпит поражение. Разве могло быть иначе?

Но с взятием Мефоны, почти полным перекрытием Агриппой каналов снабжения армии все изменилось. Теперь стало ясно, что уверенность Антония на самом деле была гордыней. Когда они с Клеопатрой ожидали войны, их гордыня вознеслась до неимоверных высот, превратив желаемое в действительное. Победа казалась им неоспоримой. Вот что предвидела богиня, вот что пыталась она открыть Дионе в гробнице Александра. Диона кляла себя за бестолковость. Но ведь это уже в прошлом. Что же еще? Что там было еще? Только не нужно бояться. Богиня несомненно заговорит снова — когда придет время. Это знание заполнило пустоты в мыслях Дионы, прогнало ее дурное настроение и повергло в бдительное и задумчивое молчание.

Она была почти счастлива, попивая кислое греческое вино, поедая стряпню кухарок царицы и ожидая вестей с войны. По словам скороходов, армия Октавиана захватила остров Керкиру, как Агриппа Мефону. Керкира был северной границей расположения армии Антония в Патрах, Мефона в Мессении — южной. И теперь замысел врага стал для нее предельно ясен. Октавиан и Агриппа попытаются — если смогут — объединиться и раздавить своего врага.

У него, однако, было много хлопот и без этой изобретательной парочки: болезни, голод, медленный, но неуклонный упадок духа армии, как всегда бывает во время осады. Поскольку воины не видели в лицо врага, с которым можно сражаться, им оставалось только сидеть и ждать, время от времени посылая на разведку отряды, иногда попадавшие в мелкие стычки. А тем временем земля все больше и больше уходила из-под их ног.

— Ну, ничего, ничего. Это нас только укрепит, — приговаривал Антоний. Он выглядел и впрямь неплохо: меньше ел, почти не пил; много времени проводил на воздухе — в расположении армии и в своих крепостях, максимально укрепляя их перед возможной атакой врага. Диона не замечала в нем нерешительности или страха перед исходом войны.

— Мы в осаде. Нас поставили на место. Но мы заслужили это, поскольку слишком задрали нос. Но все равно, черт возьми, пока мы сильнее! Войско у нас больше, а флот лучше. Мы заманим врага в глубь страны, а потом атакуем и разгромим его.

Так говорил он Клеопатре, пришедшей с кучкой женщин в гавань, чтобы приветствовать горстку кораблей, пробившихся сквозь блокаду Агриппы. Антоний был в доспехах — не в золотых, парадных, поражавших роскошью, но в походных, сделанных из отличной прочной бронзы и кожи, очень удобных. Ординарец, держа его жеребца под уздцы, ненавязчивой тенью следовал за своим командиром, пока тот шел по причалу рядом с царицей.

— Кораблей еще не видать, — сказала Клеопатра. — Я надеюсь, что милосердные боги не допустят, чтобы на наши суда напали еще раз, после того как они скрылись из виду возле острова Закинф. Они везут зерно — нам оно крайне необходимо.

— А вино разве нет? — проворчал Антоний и вздохнул. — Да что там! Я скоро свыкнусь с этим дерьмом, которым нас так любезно потчуют. Могу поклясться, они кладут туда смолу. У него привкус… о боги! Во рту у меня так пакостно, словно я съел кучу сосновых шишек.

— Да, смола в нем есть. И уксус чувствуется, — царица нахмурилась, глядя на море. — В западном лагере новая вспышка чумы. Кашель буквально душит мужчин. Они относят все наши беды на счет удачи Октавиана и стрел Аполлона. Якобы бог убивает их за то, что они осмелились пойти против одного из истинных наследников Цезаря.

— Скорее, из-за того, что засиделись на одном месте и слишком долго наполняли отхожие места, — съязвил Антоний, имея в виду то ли их, то ли себя заодно. — Все потому, что мы набрали слишком много неримлян — им невдомек, что такое дисциплина и выносливость.