Трон Исиды

Диона в панике повернула прочь, но ветер снова безжалостно подхватил ее и понес туда, откуда она спустилась к земле. Она ясно увидела мужчин верхом на конях, нагруженных награбленным или тянущих повозки, которые когда-то принадлежали римлянам, а теперь стали добычей предателя. Лица мужчин, толкавших повозки, были неразличимы для ее незрячих сквозь покровы неведомого глаз, но богиня, присутствующая в ней, сказала, что это армяне. Армяне, которые называли себя друзьями Рима, но предали его, как только римская армия вступила в Мидию.

Союзники Антония в войне против Парфии оказались вероломными и жадными. Здесь не было ничего нового, ничего из ряда вон выходящего в мире восточной политики. Но хладнокровие предательства, подлого удара в спину, страшный пейзаж после битвы, после кровавой оргии пламени и смерти — два легиона полегли, изрубленные, а имущество разворовано, сожжено, разворочено, изгажено, словно тупыми дикими свиньями, — все это потрясло Диону; ей казалось, она навек онемеет от ужаса.

Однако богиня по-прежнему была здесь. Диона молила отпустить ее, даровать духу свободу от ночного кошмара, нести бремя которого было уже не под силу. Но ветер опять подхватил ее и снова потащил на Восток, прямо в серый зловещий рассвет. Равнина вновь вздыбилась горами, и богиня сказала: смотри, это горы Мидии. Да, перед нею лежала Мидия, и сердцем ее был город, окруженный стенами, похожий на кричащую аляповатую, но дорогую побрякушку. И Диона увидела армию, плотным кольцом расположившуюся у стен.

Неожиданно — как бывает только во сне — она оказалась внизу, словно проделала свой путь по земле, вместе с армией, и стремительно двинулась вдоль строгих рядов походных шатров от костра к костру, не различая лиц мужчин, не слыша их разговоров. И вскоре оказалась внутри самого большого шатра.

В этот предрассветный час шатер казался громадным, как дворец, и пустым — словно там обитало лишь эхо. Но в нем было несколько спящих мужчин, похрапывающих после вчерашней попойки. Не спали только двое. Они сидели лицом к лицу в дальнем углу шатра, отделенные от остальных полотняной стеной. Один откинулся на стуле, держа в руках кубок. Другой оперся локтями о стол, стоявший между ними, уронил подбородок на кулаки и невидящим взглядом смотрел в темноту, теснившуюся за светом лампы.

Антоний с размаху поставил кубок на стол. Луций Севилий выпрямился. Антоний невесело засмеялся.

— Да не глади так мрачно — ты же мужчина. Это еще не конец света.

— Нет? — Луций Севилий опять уронил подбородок на кулаки и тяжело вздохнул. — Ты не сможешь вести осаду без машин.

— Но мы сделаем их, — сказал Антоний таким тоном, словно твердил об этом весь долгий угрюмый день и еще более долгую ночь.

— Чем? И когда? Уже почти зима. Чтобы выбраться отсюда, нам придется лезть по горам и пробиваться с боем сквозь Армению. Если, конечно, ты не хочешь остаться здесь и погибнуть в сражении. Или замерзнуть насмерть — если боги будут милостивы к нам.

— Ну-у, Александр попадал в передряги и похуже. Однако выжил.

— У Александра были сокровища Азии, чтобы расплачиваться с войском.

— Так за чем дело стало? Я последую его примеру — когда сокровища Атропатены окажутся в моих руках.

Луций Севилий покачал головой и отхлебнул вина. Диона вдруг в ужасе поняла: он, всегда знавший меру, теперь был совершенно пьян, и кубок, стоявший на столе, принадлежал ему, а не Антонию. Антоний отнял у Луция кубок.

— Тебе не взять Атропатену. Так говорят мне боги. А еще они советуют уносить отсюда ноги, пока мы целы, прежде чем начнется зима и сожрет нас целиком.

— Боги? А может, тебе в голову ударило дрянное вино? Смотри, чтобы оно тебе вообще не отшибло мозги, старина Луций. Ты пьешь слишком лихо. И вообще, кто из нас должен напиваться? Разве это у тебя оттяпали весь обоз… и, может, всю войну вместе с ним?

— Нет! — ответил Луций с упорством очень пьяного человека. — Но с меня хватит! Ты — не Александр. И не стремись быть им! Ты — Антоний, Марк Антоний из рода Антониев. Ты принадлежишь Риму — не Персии, не Македонии, не Египту. Да, именно — не Египту.

— Ну ладно, ладно. Пойдем-ка, — примиряюще вымолвил Антоний. — Идем, я отведу тебя в твой шатер. Жаль, что там сейчас нет твоей египетской шлюшки — вот что тебе не помешало бы сегодняшней ночью.

Луций Севилий мгновенно вскочил на ноги и угрожающе наклонился к Антонию, вцепившись руками в край стола.

— Не смей так говорить о ней! Не смей даже думать о ней так!

— Да сдалась она мне, — ответил Антоний с непоколебимым спокойствием. — У меня своя есть. — Он обошел стол, сгреб Луция в охапку и потащил к выходу. Тот все пытался что-то доказать, но они уже добрели до его шатра — гораздо меньшего, чем у триумвира, но расположенного рядом. Слуга ждал его — он подогревал жаровню и не потушил светильника возле постели.