– Да, мальчик, именно так я сказал. Ужин. Мы ничего не можем сделать в данный момент, а мне нужно подумать. Если ты пропустишь ужин, это вызовет неудовольствие – пусть и незначительное – и может привести к тому, чего мы совсем не хотим: привлечет внимание. Нет, ты пойдешь и поужинаешь… и будешь помалкивать во время еды, ты меня понял?
Трапеза тянулась мучительно медленно, как весенняя оттепель. Саймон, сидевший между двумя громко чавкавшими поварятами, чувствовал, что его сердце бьется вдвое быстрее обычного, и изо всех сил противился желанию вскочить и перевернуть чашки и другую посуду на покрытый тростником пол. Разговоры за столом вызывали у него ярость из-за их полнейшей неуместности, а пастуший пирог, который Джудит приготовила специально в канун Дня Бельтейна, казался безвкусным и жестким, как дерево.
Рейчел, сидевшая во главе стола, недовольно наблюдала за его беспокойным поведением. Когда Саймон больше уже не мог усидеть на месте и вскочил, чтобы сбежать, она последовала за ним.
– Извини, Рейчел, но я тороплюсь! – сказал он, надеясь, что ему удастся избежать нравоучений, к которым Рейчел намеревалась приступить. – Доктор Моргенес хочет, чтобы я помог ему с очень важным делом. Пожалуйста?
Мгновение Дракониха смотрела на него так, словно собиралась больно схватить за ухо и насильно вернуть за стол, но что-то в выражении его лица и тоне изменило ее намерения, и она почти улыбнулась.
– Ладно, мальчик, только на этот раз, но сначала ты поблагодаришь Джудит за отличный пирог. Она целый день его пекла.
Саймон метнулся к Джудит, которая сидела за своим столом, точно огромный шатер. Ее пухлые щеки заметно покраснели, когда он благодарил ее за потраченные усилия. Когда он снова оказался у двери, Рейчел поймала его за рукав. Саймон остановился и повернулся, приготовившись привести Рейчел очередные доводы, но она лишь сказала:
– А сейчас просто успокойся и будь осторожен, Олух. Нет ничего настолько важного, чтобы ты себя убил по дороге. – Она похлопала его по руке и отпустила; он выскочил в дверь, а она стояла и молча смотрела ему вслед.
Саймон надел жилет и куртку. К тому времени, когда он добрался до колодца, Моргенес еще не пришел, поэтому он принялся расхаживать в глубокой тени столового зала, пока тихий голос у локтя не заставил его удивленно обернуться:
– Извини, что заставил тебя ждать, парень. Приходил Инч, и мне пришлось постараться, чтобы от него избавиться. – Доктор опустил капюшон, чтобы скрыть лицо.
– Как вам удалось подойти совсем неслышно? – так же шепотом спросил Саймон.
– Я все еще кое-что могу, Саймон, – обиженно сказал Моргенес. – Я стар, но далек от угасания.
Саймон не знал смысл слова «угасание», но уловил идею.
– Извините, – прошептал он.
Вдвоем они молча поднялись по ступенькам в столовый зал, потом вошли в первую кладовую, где Моргенес достал хрустальную сферу размером с зеленое яблоко. Когда он ее потер, в центре появилась искорка, которая стала постепенно расти, пока не высветила бочки и мешки мягким медовым сиянием. Моргенес закрыл нижнюю часть рукавом и поднял ее перед собой, после чего они медленно зашагали по проходу мимо сложенных припасов.
Люк был закрыт, но Саймон не помнил, вернул ли он крышку на место, когда убегал как безумный. Они осторожно спустились по лестнице, Саймон шел первым, Моргенес следовал за ним и водил рукой вправо и влево, освещая путь сияющей перчаткой. Саймон указал на кладовку, где Прайрат едва его не поймал. Они вошли в нее, а потом спустились на нижний этаж.
Самое нижнее помещение, как и прежде, оставалось неубранным, но дверь, ведущая в каменный туннель, была закрыта. Саймон практически не сомневался, что не делал этого, о чем сразу сказал Моргенесу, но доктор только махнул рукой, подошел к стене и нашел место, где, по описанию Саймона, находился светившийся дверной проем. Доктор, бормоча что-то под нос, круговым движением потер стену, но щель не появилась. После того как Моргенес некоторое время просидел на корточках, беседуя с самим собой, Саймон устал переступать с ноги на ногу и присел рядом с доктором.
– Неужели вы не можете сотворить магию и открыть дверь? – спросил Саймон.
– Нет, – прошипел Моргенес. – Мудрый человек никогда, повторяю, никогда не использует Искусство без необходимости – в особенности если имеет дело с другим адептом, вроде нашего святого отца Прайрата. С тем же успехом мы могли бы написать здесь мое имя.
Пока Саймон сидел на пятках и хмуро смотрел на стену, доктор положил левую руку в центр исчезнувшей двери, некоторое время осторожно ощупывал камень, потом резко ударил в то же место ладонью правой руки. Дверь распахнулась, и свет факела озарил комнату. Доктор заглянул внутрь, спрятал хрустальный светильник в широком рукаве одеяния и вытащил кожаный мешочек, украшенный вышивкой.
– О, мой мальчик, Саймон, – тихонько рассмеялся он, – какой замечательный вор из меня получился бы. Это была не «волшебная дверь» – ее спрятали при помощи Искусства. А теперь пойдем! – И они шагнули в сырой коридор.