Трон Принцессы

— Эй. — Он вскочил на ноги. — Мы звонили тебе бесчисленное количество раз. Мы пытались уговорить тебя присоединиться к нам. Ты была недосягаема.

— И ты не мог связаться со мной через моего вездесущего телохранителя, которого ты назначил следить за мной, несмотря на мои возражения?

— Мы беспокоились за твою безопасность. Ты была на улице, не была осторожна… — Он покачал головой, как бы избавляясь от этого ужасного образа.

— Ах, да. — Я закатила глаза, достала его сигару из пепельницы и засунула в рот. Я ненавидела этот вкус. Тем не менее, я затянулась, просто для эффекта. — Ничто не говорит о том,что я беспокоюсь о своей дочери больше, чем скрытие от нее ее неспособности к обучению! — Я ударила раскрытой ладонью по его столу. Он не вздрогнул. Нет. Папа был сделан из более крепкого материала. Мы смотрели друг другу в глаза. Внезапно мне стало наплевать, если он лишит меня финансов. Это стоило того. Получение ответов того стоило.

— Как бы мы ни ценили шоу — а у меня есть слабость к театральности — мы должны идти. — Китон небрежно дернул запястьем. — Господа, следуйте за мной. Тони, удачи тебе с… этим.

Они вышли, миновав Рэнсома, который остался у двери. Мое внимание было сосредоточено исключительно на папе.

— Хэлли… — он вздрогнул.

— Почему ты не сказал мне, что у меня дислексия? — прошипела я. — Это было небрежно и, главное, жестоко. Я думала, что я простая. Глупая. Одноразовая. Ты запер меня в золотой клетке и скрывал от мира.

— О, Сахарный пир… — Он покачал головой, теряясь в словах. Я поймала его на этом, и он знал это.

— Не надо мне Сахарного пирожочка. Ты сделал все, что было в твоих силах, чтобы скрыть мой так называемый «секрет». Даже ценой того, что я чувствую себя полной идиоткой. А потом ты исключил меня из семьи…

— Этого не было! — прогремел он. — Ты была той, кто отступил. Ты была той, кто продолжал хотеть уехать из штата в школу. Ты была той, кто придумал причины, чтобы не приезжать к нам на праздники и каникулы. Ты сделала все возможное, чтобы показать нам, что ты недовольна нами. Что мы проделали с тобой ужасную работу.

— Так и есть. — Я подошла к окну и бросила сигару на драгоценные розовые кусты мамы. Было приятно причинить небольшое разрушение людям, на которых я так обиделась и разозлилась.

— Мы хотели защитить тебя. — Отец бросился за мной, пытаясь схватить меня за плечи. Я пожала плечами. — Верь или нет, это не должно было причинить тебе боль. Мы любим тебя. Мы хотели избавить тебя от головной боли. И мы думали, что сможем. С нашими связями и нашей тягой. Мир был у наших ног, и мы думали, что сможем защитить тебя от всего, что с ним не так.Мы не хотели, чтобы ты носила клеймо. Не хотели, чтобы тебя выделяли. Поэтому мы преуменьшали значение.

— В дислексии нет ничего постыдного. — Я повернулась, глядя на него. — Ты взял невинную неспособность к обучению и превратил ее в обузу. Ты сломал меня.

Он закрыл глаза, глубоко вздохнув. Я могла сказать, что он был опустошен — мой отец никогда не выказывал признаков эмоций, а это для него было много. Я наслаждалась его болью.

— Хэлли…

— Признайся, — оборвала я его. — Я невидимая. Меня нет в этом доме, не в этих комнатах, не в твоей душе, не в твоих венах. Ты пытаешься но я вижу, что твое сердце не в этом. Откуда я знаю?

Он моргнул, глядя на меня, готовясь к удару. Я улыбнулась.

— Я знаю, потому что ты отказался читать надпись на стене.

— Что ты имеешь в виду? — Настороженность на его лице говорила мне, что он знал, что его ждет удар.

— Крейг, — выдавила я его имя, отступая на шаг от папы. — Крейг насиловал меня. Годами.

Мир закружился, когда мой отец впервые с тех пор, как я родилась, разрыдался. Он повернулся ко мне спиной, чтобы убедиться, что я не вижу слез. Прижался лицом к стене, его плечи неудержимо дрожали.

— Нет, — я услышала вздох из-за двери. — Нет, нет, нет.

Там стояла мама в своем кашемировом костюме, ее пальцы трепетали над губами. Она смотрела на меня, пораженная.

— Хэлли, скажи мне, что это неправда.

Почему-то я никогда не думала, что они поверят мне, если я выскажусь. Никогда не думала, что они примут меня всерьез. Я думаю, они не думали, что я такая легкомысленная, как они заставили меня себя привязать.

— Я ничего тебе не скажу. — Я холодно повернулась к ней спиной, взяла один из случайных стаканов для виски на столе и бросила его вниз. — Ты едва ли моя мать. Если не считать того, что ты родила меня, тебя почти не было в моей жизни.

— Конечно, я твоя мама! — Мама задохнулась. — Тони, сделай что-нибудь.

Сквозь отражение безупречного окна я могла видеть, как она падает на пол, упираясь в одну из стен.

— Если это правда… — Папа направился ко мне с красным и злым лицом. — Если он действительно причинил тебе боль…

— О Боже, папа, только не это. — Я плюхнулась на его стул, скрестив лодыжки на его столе. — Часть «если» такая ненужная и оскорбительная. Тем более, насколько я помню, ты баллотировался на переизбрание, обещая не заставлять молчать женщин, их опыт или их борьбу.