Музыка заиграла, и я повернулся обратно к оркестру, ясно давая понять, что это конец разговора. Я услышал, как Винсент сделал несколько шагов ко мне и остановился.
– Они вместе, ты знаешь? Во всех смыслах. Все это их не разлучило. Напротив, это сделало лишь сильнее.
Я почувствовал, как деревянные перила треснули под моими когтями.
– Если они завершат третий акт и скрепят узы, она…
– Уходи, Винсент, прежде чем я сделаю что-то, о чем могу пожалеть, – прорычал я, чувствуя, как рядом со мной появился Роккаррем.
Винсент кивнул и покинул балкон. Я столкнулся с Роккарремом, стараясь сдержаться, чтобы не разорвать его на куски и не уничтожить все, над чем мы так долго работали. Ревность, горячая, ослепляющая и жестокая, пронзила все мое существо.
– Ты знал? Ты сказал, что ее обращение
– На ее пальце нет знака. Ты реагируешь как капризный ребенок. – Все шесть его глаз широко открылись. – Я видел множество вариантов, но их связь была наименее вероятным из них. Время покажет.
Я зарычал, клыки вылезли наружу.
– Если Орден не может…
– Орден получит то, чего он желает, – прервал Роккаррем. – То, чего желаете вы все. Смерти Самкиэля.
Я отпустил перила, и на людей внизу посыпались маленькие куски дерева. Музыка достигла своего крещендо[10]
и стихла, на несколько секунд погрузив зал в тишину, после чего толпа внизу встала и разразилась аплодисментами. Женщина низко поклонилась, и занавес закрылся.81. Дианна
Я перевернулась и протянула руку, но обнаружила, что кровать пуста. Нахмурив брови, я села.
– Самми? – позвала я, но ответа не последовало.
Я сбросила одеяло и встала, шлепая босыми ногами по полу. Неужели он уже ушел к Высшему и не попрощался?
– Самми? – позвала я еще раз, схватив халат и накинув его на голые плечи.
Я спустилась по лестнице и направилась в гостиную, но и там было тихо. Затем я проверила кухню и комнату, которую он использовал в качестве кабинета. Ничего. Я обхватила себя руками и пошла обратно в гостиную, но вдруг замерла – фотографии на каминной полке вибрировали.
Я подошла ближе и увидела, что они не просто вибрировали. Они таяли в воздухе. Я сделала шаг назад, наткнувшись на кого-то позади себя. Комната мерцала и расплывалась.
Я отступила в сторону и обернулась. На меня смотрела Габби, ее рубашка была забрызгана краской.
Я была в нашем с ней доме. Только на этот раз он представлял собой полную и абсолютную катастрофу. Мебель лежала на полу, разломанная на части, повсюду валялись осколки стекла. Казалось, будто через дом пронесся торнадо.
Я сглотнула и спросила ее:
– Что ты делаешь?
– Чиню трещины. Мы сломаны.
– Что?
Она проигнорировала меня и продолжила напевать какую-то песенку, проводя кистью по большой трещине в стене. Тогда я увидела, что во всем доме нет ни одной целой стены. Меня охватило беспокойство.
– Если мы не сможем открыть дверь, то не сможем заделать трещины, – бормотала она, водя кистью, – и наступит конец света.
– Что? – Я покачала головой. – Я не понимаю, что это значит.
Она напевала песенку из нашего детства.
В дальнем углу комнаты пульсировал сгусток тьмы. Он вырос с тех пор, как я была здесь в последний раз, и распространился по дому, словно раковая опухоль. Он дышал, и я чувствовала, как его дыхание касается моих волос.
В конце коридора, около кухни и стены, где мы вырезали наши инициалы, из-за двери пробивался слабый свет. Я отвернулась от Габби, желая увидеть, что находится за этой дверью. Остановившись перед ней, я потянулась к ручке, но остановилась. Беспокойство нарастало.
– Тебе не понравится то, что находится по ту сторону.
Сестра появилась рядом со мной. Ее волосы были заплетены в косы, и она все еще носила ту же рубашку и комбинезон, заляпанный краской. Она улыбнулась и подняла кисть.
– Ты должна открыть эту дверь, – сказала она, указывая на дверь, увешанную цепями и тяжелыми замками.
Я покачала головой:
– Нет.
– Тогда трещин станет больше, – напевала она.
Словно в подтверждение ее слов, стена рядом с нами треснула. Разлом остановился прямо над дверным косяком, распространяясь вокруг двери, словно паутина.
– Что это такое? – я указала на трещины.
– Она хочет уйти.
– Кто?
– Я.
Ее глаза стали красными, волосы потемнели, лицо превратилось в мое, на месте кожи выросла чешуя, а на месте ногтей – когти. Иг’Моррутен заполнил собой весь дом, но не мог вырваться на свободу.
Я поняла, что трещины возникли из-за того, что она пыталась вырваться на свободу. Толстые тяжелые крылья расправились и прижались к потолку. Тяжелые, мощные челюсти распахнулись, на языке тлели ярко-оранжевые угольки. Не успев подумать, я открыла дверь и вывалилась наружу. Дверь захлопнулась, а место, где я стояла всего мгновение назад, уже было объято пламенем. Душераздирающий вой, наполненный отчаянием и яростью, чуть не разрушил дом. Я приземлилась на землю, крики зверя эхом разнеслись в моей голове. Она молила о свободе.