– И что ты знаешь?
– На его землях находится семь селений. Они скопом обрабатывают поля и сады. Виконт отдаёт им половину урожая.
– Неплохо, – сказал Вилар.
– Селяне голодают. Они продают свою долю, чтобы заплатить виконту земельный налог.
– Если бы им не нравилось, они перебрались бы в другое селение. Их никто не держит.
– Не держит, – согласилась Малика. – Только дом продать нельзя. Он стоит на чужой земле. Можно разобрать по дощечкам и унести на горбу. Хотя, куда? У многих дворян даже полей нет. Живут себе за границей, а с селян получают земельную ренту. А те сезонниками бродят по свету.
– Откуда ты это знаешь?
– А вы посидите на кухне, когда прислуга обедает, ещё не то услышите. – Малика опустила голову. – Прошу прощения, маркиз Бархат. Я не должна была так говорить.
Вилар вёл машину, глядя то на поля и сереющие вдали посёлки, то на полуразрушенные особняки и заброшенные земли. На подъезде к столице вид за окном изменился. Всё вокруг зазеленело, заколосилось. К ухоженным замкам вели сносные дороги, но их перекрывали шлагбаумы, возле которых стояли стражи.
Ближе к вечеру автомобиль покатил по Ларжетаю. Окружённые скверами старинные особняки, опрятные дома, магазины, рестораны, ну и, конечно же, отделения тезарского банка. Столица нищей страны мало чем отличалась от любого провинциального городка в Тезаре.
– Даже не верится, что мы до сих пор в Порубежье, – произнёс Вилар, разглядывая новые машины и модно одетых горожан.
– Сейчас прямо и второй поворот налево, – проговорила Малика. – Мун, сказал, что там неплохая гостиница.
Вилар остановил автомобиль возле трёхэтажного здания. Вероятно, в далёком прошлом дом являл собой архитектурную достопримечательность города. Сейчас высокие окна обрамляли остатки лепнины, стены растрескались. Колонны в виде скрученных спиралей клонились в разные стороны. Возле двери лежали две каменные собаки с обломанными ушами и отбитыми мордами.
Малика растерялась:
– Мун сказал, что гостиниц в Ларжетае немного. Больше постоялых дворов при трактирах и питейных домах. Иностранцы редко посещают Порубежье. Если вам не нравится, можем поискать другую.
– Нравится, – проговорил Вилар и вышел из машины.
Просторный вестибюль встретил мерклым светом и звенящей тишиной. Широкая лестница, взбегая на верхние этажи, раскидывала в стороны, как крылья, балконы с замысловатыми перилами. На ступенях лежала серо-зелёная дорожка; причиной её серости был не оттенок цвета, а грязь. Стены были покрашены лет двадцать назад, если не больше. На потолочных карнизах колыхалась паутина. Бронза на старинных бра потемнела, в люстре под высоким потолком горели не все лампы.
Из-за конторки в углу вестибюля вышла полная женщина средних лет. Заправила за ухо рыжий локон и, проигнорировав спутницу Вилара, низко присела:
– Мой господин…
Он поставил саквояж и чемоданчик возле конторки, повернулся к Малике:
– Если тебе не нравится, можем поискать другую гостиницу.
Хозяйка заведения торопливо присела перед Маликой. Та смутилась и потупила взор.
Через пять минут Вилар поднимался вслед за носильщиком по лестнице, крутя на пальце кольцо с тремя ключами и чувствуя затылком прожигающий насквозь взгляд Малики. Пройдя по балкону верхнего этажа, скрылся в глубине коридора из поля видимости хозяйки гостиницы и замедлил шаг:
– Почему ты злишься?
– Я не злюсь, – сказала Малика. – Я думаю, где мне теперь ночевать.
– Я почти ничего не знаю о Порубежье, и у меня к тебе куча вопросов. Почему я должен бегать из своей комнаты в твою и обратно?
– Разговаривать можно на улице. Или в вестибюле.
– Я не мальчик, чтобы вести беседы на скамеечке, и не лакей, чтобы ждать тебя в коридоре. Я поступил так, как счёл нужным.
Открыв дверь, Вилар пропустил Малику в комнату и бросил носильщику монету.
Никаких излишеств: местами протёртый, но чистый ковёр, невысокие кресла, круглый столик, графин со стаканами, торшер с кремовым абажуром. Две двери вели из гостиной в спальни, расположенные друг напротив друга.
– Держи ключи и успокойся, а то в графине вода закипит, – сказал Вилар и вложил Малике в руку связку ключей.
Схватив чемодан, она влетела в свою комнату и хлопнула дверью. Вилар прошёлся по гостиной, выглянул в окно. На противоположной стороне площади светилась вывеска кафе.
– Я голоден.
– А я нет, – послышалось из спальни.
– Малика, не злись. Не вижу ничего плохого в том, что я буду рядом, – проговорил Вилар и тихо добавил: – Я хочу быть рядом.
– Вы воспользовались своим положением.
– Так воспользуйся моей слабостью.
Малика приоткрыла дверь:
– Приведу себя в порядок, и пойдём ужинать.
***
Они выбрали столик в углу кафе. Вилар сделал заказ и осмотрелся. Заведение разительно отличалось от трактиров и питейных домов в нищих селениях: тёмно-коричневый паркет; на столах вышитые скатерти цвета старинной бронзы; мягкие стулья с обивкой в тон скатертей; на барной стойке хрустальные бокалы; на полках длинные ряды бутылок с вычурными этикетками.
– Здесь другая жизнь, – сказал Вилар, разглядывая посетителей, одетых по последней моде. Жестом подозвал официанта. – Совсем забыл… бутылочку вина.