Ярис подхватил Муна под локоть, усадил на стул. Втиснул в трясущуюся ладонь стакан воды с успокоительными каплями. Хотел усадить Йола, но тот ущипнул себя за ухо и с нестарческой резвостью подскочил к кровати.
– Сколько?
– Что «сколько»? – переспросил Ярис.
– Сколько не дышит?
– Со вчерашнего вечера.
– Сколько часов?!
Тон тщедушного на вид старика был жёстким и требовательным. Ярис растерялся. Доныне простой люд разговаривал с ним как с Богом – полушёпотом. Не зная, как отреагировать на грубость, взял с тумбочки карту болезни. Пролистывая страницы, пытался вспомнить, о чём спросил ориент.
Йола осторожно повернул Малику на спину. Взглянув на лицо, отшатнулся. Но уже через секунду худые пальцы вонзились в грудную клетку девушки.
– Осторожно! – вскричал Ярис. – У неё сломаны…
– Третья.
– Простите?
– Сломана третья кость. Верх сердца.
Ярис нахмурился.
Старик вдавил в тело ребро ладони:
– И пятая. Низ сердца. – Вогнал пальцы в межрёберье настолько глубоко, что, казалось, проткнул кожу насквозь. – Сердце живое.
Ярис снял очки. Надел:
– Точно живое?
– Сколько не дышит? – вновь спросил Йола.
Ярис скользнул взглядом по записям в карте, посмотрел на настенные часы:
– Одиннадцать часов.
– Йола нужны минуты.
– Одиннадцать часов и двадцать минут.
– У Йола есть сорок минут.
– Простите, я не понял.
– Ориенты могут долго не дышать. Так понятно?
– Это я знаю. Ко мне приносили мальчика. Ориента, – говорил Ярис, наблюдая за пальцами старика. – Он вдохнул кусочек ракушки. Пока его несли, пока я извлёк инородное тело… По идее, ребёнок не дышал пять часов, хотя я думаю, сломался мой стетоскоп, и поэтому я не смог услышать…
– Ориенты ныряют на двенадцать часов, – перебил Йола.
– Малика – ориентка? – искренне удивился Ярис и даже успел за долю секунды подумать, что впредь не стоит подслушивать сказки.
– Малика – нет. Отец Малики – ориент.
Фраза, произнесённая стариком минуту назад, наконец-то догнала Яриса. Он окончательно смутился:
– Вы хотите сказать, что ориенты могут обходиться без воздуха двенадцать часов?
– Йола не хочет сказать. Йола уже сказал.
Ярис оттянул воротник рубашки:
– Предположим, вы услышали сердце. Предположим, девушка может не дышать длительное время.
– Двенадцать часов, – вставил Йола.
– Хорошо, я запомню. Но у неё температура такая же, как в комнате. Температура трупа.
– Отец Малики – ориент.
Ярис прижал к виску ладонь:
– Я не понимаю, о чём вы говорите.
– Ориент ныряет на двенадцать часов в холодную воду. Ориенту нельзя мёрзнуть.
– Вы хотите сказать, что, когда ориент задерживает под водой дыхание, температура его тела понижается до температуры окружающей среды?
– Не ниже двенадцати градусов.
– Вы шутите?
– Йола не умеет шутить.
Ярис расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:
– А куда ныряет ориент на двенадцать часов?
– В море. Мун! Помоги.
Ярис посмотрел на старика, сидящего на стуле, и с досадой поморщился – в суматохе он явно переборщил с успокоительными каплями.
– Я помогу. Что надо делать?
– Йола хочет посмотреть спину.
Они осторожно перевернули Малику. Ярис вытер выступивший на лбу пот: слова побледнели, проступали не все буквы, и лениво бегущие строки походили на прореженные зубья старой расчёски.
– Йола не знал, что надпись живая, – сказал старец озадаченно.
– Именно это удержало меня от вскрытия.
Пальцы старика забегали по спине Малики.
– Четвёртый выбит. Пятый.
– Не так быстро, – попросил Ярис, лихорадочно листая карту.
– Седьмой. Копчик смещён.
– Подождите!
Они вновь перевернули Малику на спину.
– Сколько у Йола времени?
Ярис посмотрел на часы:
– Двадцать минут. А что вы делаете?
– Йола хочет знать, почему Малика не дышит.
– Честно говоря, когда я увидел девушку, решил, что у неё вообще не осталось целых костей. Однако при обследовании методом пальпации оказалось…
Ярис подавился словами. Пальцы старика чуть ли не полностью ушли под ребро Малики.
– Отломки ранили лёгкое. В себя воздух тянуть можно, а вытолкнуть нельзя. Сколько у Йола времени?
– Десять минут.
– Йола нужна длинная игла, пустая внутри. – Старик поцеловал Малику в лоб. – Потерпи, дочка.
***
Ярис кружил по коридору, нервно потирая ладони.
В клинике работали доктора почти всех востребованных специальностей. В основном это были выходцы из малоимущих семей, те, кто не гнался за большими деньгами и искренне любил медицину. Ярис помогал им с обучением за границей, притом не тратя отцовских денег. Он изобретал лекарства, продавал свои открытия, и статью дохода, не задумываясь, превращал в статью расхода с целью получения в дальнейшем прибыли в виде надёжных и самоотверженных соучастников великого дела. Но с травматологами ему не везло. Всему причиной был прииск «Горный», где чуть ли не каждую неделю случались травмы, чаще всего несовместимые с жизнью.
Иногда врачам улыбалась удача, и они складывали кости в конторе или в какой-нибудь лачуге при свете керосиновой лампы. Но удача – капризная подруга, и зачастую приходилось оказывать помощь прямо на прииске, в горах.