Трон Знания. Книга 1

Адэр надеялся, что всклокоченные волосы, пятидневная щетина и замызганная одежда собьют воина с толку. Не потому, что боялся разоблачения. А потому, что какой-то воин восседал на прогнившем табурете как на троне, а он, правитель страны, как презренный раб, еле держался на ногах.

– Жалкое подобие великого отца, – произнес воин.

Узнал…

Адэр вздернул подбородок:

– Кто тебе дал право топтать мою землю?

– Ты не понимаешь, кто здесь хозяин.

– Это ты не понимаешь, перед кем сидишь.

– Понимаю. Перед владыкой клочка карты, повелителем неотесанной голытьбы, властелином убожества. Мне продолжать? – Воин поднялся, приблизился к Адэру. – Теперь я знаю, почему Моган выдворил тебя из Тезара. Ты не бился с обидчиками насмерть, не вгрызался в их глотки, не пытался сбежать. И сейчас ты сжимаешь кулаки вместо того, чтобы наброситься на меня. Ты – позор своей отчизны. Ты настолько ничтожен, что я даже в насмешку не склоню перед тобой голову.

– Придет время, и ты встанешь передо мной на колени.

Прут рассек воздух, сбоку вспорхнула тень, и Адэр, сбитый Маликой с ног, упал. Все произошло так быстро, что несколько долгих секунд он лежал, тупо наблюдая, как на рукаве серого платья расплывается темное пятно. Опомнившись, столкнул с себя Малику, вскочил. Приятели воина свалили его на живот. В подбородок вжалась лоснящаяся шкура серого льва. Адэр дернулся. Ракшады коленями вдавили его в пол.

– Поцелуй великому воину ноги, и он подарит тебе легкую смерть, – прозвучал шипящий голос.

– Поистине великий воин дарит жизнь, – промолвила Малика.

– Молчи, – прохрипел Адэр.

По диким законам Ракшады за слово, обращенное к мужчине, женщину приговаривали к смерти.

– И если ты действительно великий, – наперекор ему вновь заговорила Малика, – отпусти нас.

Воин сел на табурет. Закинув ногу на ногу, принялся что-то выводить прутом на земляном полу. После недолгих раздумий подал своим сообщникам знак пальцами. Те сползли с Адэра и позвали Осу и Хлыста.

Поднявшись на ноги, Адэр сцепил за спиной руки, расправил плечи, вскинул голову – он готов услышать приговор.

– Даю двадцать моров. Ей на шею камень и с обрыва. Его скормить пещерным крысам, – произнес воин и с невозмутимым видом удалился.

***

Слова ракшада не давали Адэру покоя. Несмотря на конфликт между Тезаром и Ракшадой, воин недружелюбной страны называет Могана великим, а его – жалким подобием.

Отец взошел на престол в шестнадцать лет во времена относительно тихие и спокойные. Народ жил ровно, без особых потрясений, и Тезар походил на пруд со стоячей водой, покрытой ряской и тиной. Моган с юношеским максимализмом расшевелил тяжелое на подъем высокородное сословие, робкое перед новыми и трудными делами, выдернул народ из безмятежного пруда, очистил и оживил воду.

Он действовал с полным произволом – страдали все, но подчинялись, ожидая, когда молодой неопытный правитель споткнется и уже не встанет. Его имя произносили сквозь зубы, смеялись над ошибками, злорадствовали при затруднениях. И только через долгие девять лет, увидев первые результаты произвола короля, подданные заговорили о нем с неподдельным почтением. А еще через пять лет Могану дали второе имя – Великий, ибо его знают современники, его не забудут потомки, ибо его ошибки и затруднения временны, а заслуга перед отчизной вечная.

Почему же он, престолонаследник могущественного Тезара, в свои двадцать пять лет ничтожен и жалок? Потому что у него клочок карты, а не богатая и сильная страна? Потому что у него грубая и неотесанная голытьба, а не сплоченный и преданный народ? Нет. Потому что великий отец променял сына на державу. Как только умерла его единственная любовь – Тори Вайс, – Моган забыл о нем. И как Адэр ни пытался напомнить о себе, Тезар для отца всегда был важнее. Великий собственными руками вылепил из сына презираемого ракшадом пленника, ожидающего смерти в зловонной лачуге.

Адэр перевел взор на Малику. Опустив веки, она неподвижно сидела возле стены. Глаза ввалились, на лбу бисеринки пота, пересохшие губы плотно сжаты. Окровавленная ткань платья, вспоротая прутом, открывала на плече глубокий дугообразный разрез с вывернутой по краям плотью.

Адэр словно раздвоился. Его восхищали смелость и выносливость Малики. Он столько дней черпал из этих далеко не женских качеств собственную силу и понимал, что стержень внутри него – это она, девица из низшего сословия. И в то же время смотрел на нее, как смотрят на грязь под сапогами, боролся с презрением, но ничего не мог с собой поделать.

– Ты ждешь от меня благодарности? – спросил Адэр.

Малика устремила на него взгляд:

– Нет. Не жду.

– Правильно, что не ждешь. Ты поступила очень глупо.

Она изогнула бровь.

– Нет, я ошибся. Твоей самой большой глупостью было не прыгнуть под прут, а заговорить с ракшадом. Будь ты немного умнее, он сохранил бы тебе жизнь. Продолжала бы ублажать мужиков.

Лицо Малики покрылось красными пятнами.

– Как я понял, ты уже нашла общий язык с Жердяем. Ну и как он? Силен в мужских делах?

– Я вас прощаю, – промолвила она.

– Разве я просил у тебя прощения?

– Вы не такой, каким хотите показаться.