Трон Знания. Книга 3

Вилар так долго думал о встрече с ней, подбирал слова, но сейчас понял, что ни одно слово не сможет передать силу его чувств. Он продал бы душу дьяволу, чтобы быть рядом с той, кто для него дороже всех на свете. Рядом с той, кому он не нужен.

— Ты соскучилась по мне? Хоть чуть-чуть?

— Простите меня, пожалуйста, — прошептала Малика. — Вилар…

— Я здесь, любимая.

— Не уходите больше.

— Я никуда не уходил. Я стоял за дверью.

— Я сделала вам больно.

— Это была мужская боль, за неё не стыдно. И я переболел.

— Вы меня успокоили.

— Я готов мириться с твоей любовью к другому мужчине. Я хочу быть с тобой, Малика. Давай уедем. Прямо сейчас. Только ты и я.

— Вы замёрзли. Идём на солнце.

«Идём на солнце», — крутилось в голове, пока Вилар ступал по горячему песку и жмурился от слепящих лучей. И лишь усевшись в тени маслин, понял, что его любовь стала иной, как любовь к жаркому недосягаемому солнцу.

Из задумчивости вывел голос Адэра:

— Сколько ты хочешь за корабль?

— Он не продаётся, — ответила Малика.

— У каждой вещи есть цена. Назови её.

— Сколько вы готовы заплатить за самый лучший корабль Ракшады?

— У неё нет корабля, — вставил Иштар.

— Будет, — сказала она, водя пальцем по песку. — Однажды меня замотают в саван и положат на палубу. Я отправлюсь в дальнее плавание и наконец-то обрету свободу.

Адэр и Вилар переглянулись.

Иштар потёр мочку уха:

— Что тебе сказать, женщина?

— Молчи, мужчина.

Остаток дня сгорел так же быстро, как истлевает искра, вылетев из костра. В сумерках гости морского народа добрели до лагеря. Утром автомобили понесли их навстречу новым испытаниям.

Часть 39

***

Два любимых человека рвали Малику на части. Адэр требовал, чтобы она перебралась вместе с ним в Лайдару. Мун не хотел бросать замок. «И найдёт меня там старость», — говорил старик, отлично понимая, что его уже не назначат смотрителем, и он будет вынужден слоняться из угла в угол в какой-нибудь комнатке, чтобы по привычке не придираться к слугам и кухаркам.

Правитель сдался. Старик продолжал упираться.

— Значит, остаёшься, — сказал Адэр, складывая документы в картонную коробку.

Малика окинула кабинет взглядом: шкафы и полки опустели, со стены исчезла разрисованная цветными карандашами карта, на подоконнике лежали книги, которые нужно вернуть в архив.

— Остаюсь.

— Я буду сообщать о собраниях Совета и деловых встречах.

— На собрания приеду. На встречи ходите сами.

Адэр изогнул бровь:

— Решила потрепать мне нервы напоследок?

— Я не хочу, чтобы вы спекулировали моим именем. Я не просила вас вернуть предприятия законным владельцам. И я не хочу таким способом заслуживать любовь Троя Дадье и ему подобных.

— Просила. «Вместо того чтобы вытаскивать страну из ямы, вы заливаете её грязью. Придумываете хитрые ходы, чтобы досадить своим противникам, а о людях забыли. Для вас власть и политика важнее народа», — произнёс Адэр, просматривая бумаги; некоторые он сминал в кулаке и бросал в корзину для мусора. — Не помнишь, чьи слова? Это твои слова, Эйра.

— А говорили, что у вас плохая память.

— Думаешь, после того что я сделал, тебя будут любить или хотя бы уважать?

Не переживай — не будут. — Адэр выдвинул из стола ящик, вытащил «Откровения Странника». Положил фолиант в коробку. — Трой Дадье и ему подобные негодуют, хотя должны быть тебе признательны. Спросишь: почему негодуют? Признательность плебейке — для них это нонсенс. Доморощенные совладельцы заводов скрежещут зубами. Они ведь мечтали стать со временем единственными хозяевами. И кто им помешал? Плебейка! Теперь им придётся лавировать и прогибаться — акций-то недостаточно, чтобы командовать. А рабочим плевать — лишь бы не увольняли и платили хорошо.

— Тогда для чего вы это сделали?

— Не для чего, а для кого.

— Для кого?

— Для себя. Уступки Троя Дадье напоминают милостыню. А мне подачки не нужны. Но я же не могу сказать ему прямо.

— И вы снова сделали хитрый ход.

— Сделал.

Адэр наклонился к нижнему ящику стола, давая понять, что разговор окончен.

Утром он уехал не простившись. Вместе с ним уехала когорта слуг. Кроме Сирмы. Малика часто видела её, опухшую от слёз, из окна спальни — семнадцать лет, совсем ребёнок, с глазами женщины, познавшей в постели мужчины всё. И, к своему удивлению, сочувствовала ей. Адэр пригрел девушку и вдруг выбросил её из своей жизни, как хлам с чердака.

Лето стояло знойное, урожайное. А Малика не замечала солнца. В перерывах между заседаниями Совета ездила по следственным изоляторам, направляла запросы в искупительные поселения, но Мебо и Драго как сквозь землю провалились. Вдобавок ко всему Иштар оказался щедрым на письма к Галисии, чем держал в постоянном напряжении и дразнил любопытство. Нередко Малика задумывалась, не допускает ли она ошибку, потворствуя тайной переписке. И каждый раз отметала опасения, полагаясь на благоразумие маркизы.

Летели тревожные дни. Тянулись ночи, наполненные беспросветной тоской и болью, с которой более-менее удавалось справляться. В Лайдаре Адэр нашёл себе подружку, и не одну, однако прежней страсти у него уже не было.