Трон Знания. Книга 4

Малика шла по коридору за Хатмой, еле сдерживаясь, чтобы не побежать. Она не думала о приглашении Фейхель, слова «срочно» и «важно» вылетели из головы. Самым срочным и важным сейчас было спасение ребёнка. Но что Малика могла сделать без человека, который разбирается в медицине? Она никогда прежде не принимала роды, и осознавала, что ничем не поможет беременной женщине, если помощь всё-таки потребуется. Провести акушерку в дом Самааш не составит труда – Малика ни у кого не станет спрашивать разрешения, тем более у Мароша, – но вот вывести её из дворца… Тут без матери-хранительницы не обойтись.

Распахнув двери покоев Фейхель, Малика замерла на пороге. Мебель была отодвинута к стенам. Всё свободное пространство занимали старухи – человек двадцать или чуть больше. Сидя на пятках, они упирались руками в пол и, низко опустив головы, пели. Их жёлтые платья были непривычно-яркими и не соответствовали тоскливой песне, исполняемой на том же языке, на котором читают молитвы последователи веры шедаин – а это все народы Лунной Тверди.

Малика участвовала в религиозных ритуалах, не раз слышала, как молятся Хёск и Иштар, но не понимала ни слова из того, что они говорили. Беседы с Богом осуществлялись на языке, близком к шайдиру, однако построение фраз и необычно сложная интонация сбивали Малику с толку и не позволяли сосредоточиться на переводе текста.

Зная, что молитву прерывать нельзя, Малика тихонько закрыла двери и взглядом поискала Фейхель; её надорванный голос слышался где-то в серёдке сборища. Запоздалая мысль заставила похолодеть. Жёлтый – цвет траура. Старухи, облачённые в траурные платья, сидели в позе плакальщиц. Неужели она опоздала?

– Фейхель! – крикнула Малика.

Выпрямив спину, мать-хранительница повернулась с недовольным видом:

– Шабира! Прерывать молитву…

– Кто умер?

– Подожди в коридоре. – Мать-хранительница бросила фразу, как кость, надоедливой собаке. Вновь согнулась и запела.

Может, плакальщицам осталось исполнить куплет, а может, всего пару строк, но Малика уже не могла совладать с собой. Схватила стоявший сбоку двери стул и со всей силой грохнула им о стену. Старухи оторвали свои задницы от пяток и, встав на колени, с удивлением воззрились на Малику.

– Я вам не служанка и не девочка на побегушках, – сказала она, еле сдерживаясь, чтобы не запустить обломком стула в толпу. – Я задала вопрос: кто умер?

– Никто, – ответила старушка с костлявым лицом.

– Тогда по какому случаю праздник?

– Если бы не моя дочь, – промолвила Фейхель и с трудом поднялась на ноги, – я бы попросила тебя убраться...

– Оставьте нас, – произнесла Малика, но старухи не двинулись с места. – Ладно, – сказала она и, отбросив обломок спинки, пробралась сквозь толпу к матери-хранительнице. – Мне нужен врач или акушерка. А ещё мне надо разрешение на их выход из дворца.

– Зачем? – спросила Фейхель.

– Твоя дочь и её ребёнок в опасности.

Фейхель качнула головой:

– С тех пор, как ты влезла в их жизнь.

– Дай мне врача или я… – Малика прикусила язык.

– Или что? – спросила Фейхель, вздёрнув дряблый подбородок.

Ну что ж… Как сказал Альхара: отступать поздно.

– Или я прибегну к угрозам, – прошептала Малика, глядя в надменное лицо матери-хранительницы.

Полные губы презрительно изогнулись. Не будь вокруг них сетки морщин, Малика бы решила, что смотрит на губы Иштара. И этот взгляд, преисполненный высокомерия, и горделивая поза. Иштар не видел свою мать почти тридцать пять лет, но удивительным образом перенял от неё манеру держаться.

– Как же ты низко пала, – промолвила Фейхель.

– Ничего, я поднимусь.

– Самааш здесь.

Малика посмотрела по сторонам:

– Здесь?

– В спальне.

– Ты не отправила её к мужу?

– Он уехал из города. Давно, – промолвила Фейхель. – А без его разрешения Самааш не пускают в дом. Это же его дом.

– Слава Богу, – выдохнула Малика.

– Да? Ты так считаешь?

– Я могу её увидеть?

Фейхель кивнула:

– Для этого я тебя и позвала. – Её взгляд вдруг сделался безжизненным. – Самааш хочет с тобой попрощаться.

– Как она догадалась, что я уезжаю?

Шумно выдохнув, Фейхель с сокрушённым видом покачала головой:

– Ты думаешь только о себе.

Не желая тратить время на пустую перепалку, Малика устремилась в спальню. От двери и через всю комнату тянулась дорожка из непромокаемой ткани. Возле кровати на табурете сидела знакомая старуха-акушерка – она приходила в Обитель Солнца, когда у Самааш начались ложные схватки. У изголовья стояла, склонившись, ещё одна женщина, одетая в накрахмаленное белое платье и белую чаруш – по всей видимости, врач.

– Проходи, – прозвучал за спиной Малики голос Фейхель. – Для этого и постелено.

Оглянувшись, врач посторонилась, и Малика приблизилась к кровати. Самааш была без головной накидки, мертвенно белая, с искусанными в кровь губами. Влажные волосы, выбившись из растрёпанных косичек, прилипли ко лбу и щекам. Остекленевший взгляд устремлён в потолок.

– Самааш, милая, – прошептала Малика, сжав её ледяную руку.

Продолжая смотреть в потолок, Самааш улыбнулась:

– Эльямин…

Малика склонилась над ней, чтобы Самааш смогла её увидеть:

– Что с тобой, родная?