– А я скажу, хрен там! Может, я не пылаю любовью к Профсоюзу. Может, я не самый почтительный из детей своего отца и уж точно не самый амбициозный. Но я не дам навесить на лоцманов новые юденштерны и загнать в лаборатории, в лагеря, в Gaskammern[96]
или в черные дыры! История Абрахама Фишера произошла в нашей Семье, мы крепко усвоили урок, и кто бы там ни взялся новой рукой за старый скальпель, он совершил большую ошибку!Теперь лицо напротив стремительно наполнялось живыми красками. Ла Лоба покачнулась на табурете, сама наклонилась ближе, приоткрыла губы. Не давая родиться сомнениям, стараясь не утратить набранный темп, Саймон рубанул воздух:
– Наше знакомство тоже началось с ошибок. С обиды, со злости… С утраты. И мне кажется, все эти казусы срежиссировала одна рука. Игрок, разводивший нас по углам, очень не хотел, чтобы мы встретились вне ринга. Но мы встретились. И есть стойкое ощущение, что мы нужны друг другу. Мы: Фогельзанг и Семьи. Автономии и Профсоюз.
Прикрыв рот, Сперанца Виго откинулась к стенке, насколько это позволяла поза. Дышала она медленно, глаза искрились, ноздри подергивались, как у хищника, идущего по следу. Пока капитанша молчала, слово осторожно подобрал Моди:
– Я обычно не сомневаюсь в добытых данных. Чтобы стать ценным товаром в моих руках, информации приходится пройти отбор. Жесткий отбор, господин Фишер.
– Я верю, господин Джахо Ба, – скрестил руки на груди Саймон. – Но?..
– Но. Вы верно уловили, – тонкий профиль качнулся вниз-вверх. – Слишком уж это все… Нет, совпадения, стечения, ракурсы… – Он пошевелил пальцами. – Но. Не верю, что говорю это: нам нужна проверка.
– Бернар знает дело, – негромко вступила Ла Лоба. – Проверка действительно не помешает. Если еще один источник подтвердит, что кто-то собрался клонировать лоцманов, я первая протяну руку Соломону Фишеру. Он же сейчас рулит в Профсоюзе, верно?
– Скажем так, к отцу прислушиваются, – дернул Саймон подбородком и в очередной раз поскреб на нем щетину. – Но насчет проверки мысль верная. Есть у меня пара идей…
– Разведчиков, прости, не отпущу, – улыбнулась капитанша. – Мы и так их помяли, половина оснастки в хлам. Нет, что-то наскребем… Но парням регенерировать еще два, а то и три дня. Пусть ты их новый командир, но они в моем лазарете.
– Согласен, – не смутился лоцман. Затем выразительно провел рукой по животу. – Хотя идеи были о другом. А пока я бы перекусил – пустой желудок изобретает только способы насыщения, подумать же предстоит крепко.
– Да, конечно. – Ла Лоба снова улыбнулась, а потом, словно что-то вспомнив, щелкнула пальцами. – И раз уж мы работаем в одной команде…
Она чуть склонилась над столом, поведя ладонью.
– Ахмед, как там твоя игрушка? Сколько? Отлично, выходим на системный радиус. Ладно, молодец, но пока вырубай. Да, верно: подавитель можно отключать. Наш гость теперь с нами, пусть и остальные передохнут. Отбой.
«Отбой…»
В этот момент на Саймона упал целый мир. Люди в каюте и в коридоре, сам корабль, планета, на которой тот лежал, спутник – два спутника, разные массы, разные углы склонения! – ближняя звезда, прочие тела системы, облако Оорта… Давно забытый, навсегда утраченный, оплаканный и отпущенный
Придя в себя и почувствовав, что его держат под локти, Саймон покраснел. Видимо, ноги отказались держать, а табурет остался дальше, чем Ла Лоба и влетевшая в комнату Магда. Вид у капитанши оказался смущенный и встревоженный.
– Diable[97]
, если б я знала… Плохо?– Нет, – запрокинув голову, лоцман глотал слезы. – Нет, хорошо. Даже представить не можешь насколько.
Глава 14
Саймон любил море. И потому что море означало дядю Анджея с его яхтой, а значит, с маленьким кусочком свободы и новым уроком самопознания; и потому что оно напоминало ему космос, как бы банально это ни звучало, со своими далями и глубинами, вибрациями и
А еще море могло напрыгнуть, смять, задавить, не слушая гневных воплей и криков о помощи. Уволочь за собой, подвернуть под тяжкое одеяло волн, выпить жадно сберегаемое дыхание. Придержать на грани момента между «здесь» и «там» – и выбросить добычу на берег, жалкую и растерянную. Совершенно не считаясь с тем, что кое-кто здесь лоцман, Фишер и наследник.
Море существовало само по себе и игры предпочитало свои: извечные, древние. Человек в них оставался даже не фигурой, а так, декорацией на поле. Камешком, который смывает очередная волна.
Впрочем, сейчас волна опадала. И вместо залившего разум