Тропа Крысиного короля

– Отец говорил, что вы живете на землях Крысиного короля, – сказала Мия и уже после подумала, что в очередной раз с ее губ сорвалась какая-то недостойная глупость. Благородной девице не стоит говорить о такой ерунде, особенно на похоронах родителей. Оливер едва заметно улыбнулся. В бледном взгляде мелькнул интерес, словно Мия сумела удивить его.

– Верно, – кивнул опекун. – По легенде, Крысиный король когда-то жил в моем замке. Вас это пугает?

Теперь среди черного мелькнуло красное: пришел священник в торжественном алом облачении. Мальчики-служки семенили за ним и несли золотые чаши для отпевания, скоро в них бросят ароматные комочки благовоний и подожгут. Люди расступились, пропуская слуг: те подняли гробы и медленно понесли к выходу – словно лодки по темному морю туда, откуда еще никто не возвращался.

– Нет, – едва слышно откликнулась Мия.

Оливер чуть сильнее сжал ее руку, осторожно повел за гробами, и Мие показалось, что это не похороны, а жертвоприношение – архаическое, тягостное, – и древние слепые боги смотрят на них из-под земли, водят безносыми черными лицами, ищут то, что хоть на мгновение может вернуть их к жизни. Они вышли из дома в зиму, в похрустывающий морозный воздух, пахнущий сеном и собачьей шерстью, к низкому серому небу, и Мия увидела, как слуги осторожно ставят гробы в катафалк. Черно-золотые султанчики на головах лошадей искрились снежинками.

– Держитесь, – негромко посоветовал Оливер. – Мы уезжаем сразу после похорон, постарайтесь не плакать до этого. Не рвите себе сердце, особенно на глазах у всех.

– Почему? – невольно спросила Мия.

– Потому что именно этого от вас и ждут, – ответил Оливер, и Мия вновь не поняла, что он имел в виду.

Все прошло довольно быстро: Мие казалось, что она спит наяву и видит сон. В памяти остались лишь красные ягоды рябины, которая низко склонила ветви над чернотой вырытых ям. Мия смотрела на нее, и ей казалось, что она чувствует горечь загустевшего ягодного сока на губах.

Мама. Отец. Их больше нет – пришел Крысиный король, выгрыз их души из сожженных лихорадкой тел, и все закончилось. Мие хотелось проснуться в какой-нибудь другой, светлой и чистой жизни, но она понимала, что ничего другого у нее больше не будет.

В какой-то миг ей стало легче. Гробы опустили в могилы, бросили туда хлеб и плеснули вина – старый обычай, еще языческий, требовал накормить души, чтобы они не пришли тревожить живых. Священник недовольно посмотрел на Мию, которая негнущимися пальцами крошила хлеб на крышку отцовского гроба, но ничего не сказал.

Крысиный король придет подземными путями, съест хлеб и выпьет вино. А потом отправится далеко-далеко на север, в свой замок, и будет ждать Мию в глубинах всех зеркал. «Незачем смотреться так часто, а то он тебя увидит», – бывало, говаривал отец, который не хотел, чтобы его единственная дочь стала кокеткой, не отходящей от зеркала.

– Мия?

Только теперь, обернувшись на Оливера, который все это время стоял у нее за спиной, Мия поняла, что наконец смогла заплакать.

* * *

Служанки суетились, собирая вещи.

Мия сидела на краю кровати. Вот и все, они вернулись с похорон, Оливер сейчас решит последние бюрократические вопросы с адвокатом, и они уедут. Вернется ли она когда-нибудь в родительский дом? Кто знает. Может, Оливер выдаст ее замуж за кого-нибудь из своих знакомых, может, Мия просто сгинет в землях Крысиного короля. Сейчас у нее не было сил думать об этом.

Незамужней девице, которая осиротела, полагается опекун – таков порядок. Вот и все.

Когда они выходили из кладбища, к Оливеру подбежал старый сумасшедший нищий – опекун бросил ему монетку, тот поймал ее на лету и забормотал: «Красные деньги, ледяные деньги». Когда Мия вспоминала об этом, то ей становилось не по себе, словно она стояла на самом краю крыши и в любой момент могла сорваться вниз.

«Я уже сорвалась, – напомнила она себе. – Я похоронила своих родителей и все еще продолжаю падать».

– Миледи? – окликнула ее Клара, одна из служанок. Обычно веселая и болтливая, в эти дни она хранила суровую сосредоточенность и говорила только по делу. – Я положу ваши летние платья в этот чемодан.

Не оборачиваясь, Мия кивнула. Вот и все. В комнате оставался мольберт – до болезни Мия рисовала зимний сад, снегирей и гроздья рябины, но теперь не думала, что когда-нибудь еще возьмется за кисть. На столе лежали тетради – обычные, ученические, старательно разлинованные. Еще совсем недавно Мия писала в них рассказы: простенькие, девичьи – о животных, привидениях, первой любви, которой она не знала. Теперь все это не имело никакого смысла. Наивные истории и рисунки не смогут ее защитить там, где страшные сказки становятся правдой.

– Клади, – ответила она. – Не знаю, понадобятся ли они мне на севере. Говорят, там даже летом холодно.

«Смогу ли я дожить там до лета?»

Клара едва слышно вздохнула. Должно быть, она рассчитывала, что, уезжая, Мия раздарит служанкам часть своей одежды. Ну уж нет, хватит с них того, что им позволено было забрать платья покойной госпожи Хиденбрандт. Перешьют их, продадут – Мие не было никакого дела.