Крики умирающих устремлялись к жгучему пустынному солнцу. Костлявые пальцы Бернарда сжимали висевший на шее крест. Прикосновение благословенного серебра обожгло его мозолистую ладонь, оставило на его про́клятой плоти печать. Не замечая запаха обожженной кожи, он еще сильнее сжал крест, принимая боль. Ибо боль эта имела цель — служение Господу.
Вокруг него солдаты-пехотинцы и конные рыцари входили в Иерусалим, несомые вперед волной крови. В течение последних месяцев крестоносцы мечом прокладывали себе путь по враждебной земле. Девять из каждых десяти так и не дошли до Священного Града: кто-то пал в сражениях, кто-то стал жертвой безжалостной пустыни и дурных болезней. Те, кому повезло остаться в живых, увидев перед собой Иерусалим, плакали, не стесняясь слез. Нет, не напрасно была пролита кровь, ибо граду вновь суждено стать христианским, а победа была отмечена гибелью тысяч неверных.
Бернард прошептал короткую молитву за успокоение павших. На большее времени не было.
Встав рядом с конной повозкой, он пониже натянул на глаза капюшон, спасая под ним от палящего солнца седые волосы и бледное лицо. Затем взял под уздцы жеребца и погладил его теплую шею, слыша ухом и чувствуя пальцами, как учащенно стучит сердце животного, разгоняя по жилам ужас, который каплями пота блестел на круглых боках.
И все же в конце концов конь сделал шаг вперед, увлекая за собой по пропитанным кровью камням мостовой деревянную повозку. На повозке стояла железная клетка, едва вмещавшая сидевшего в ней пленника. Сверху клетка была обтянута лоскутами кожи, пряча того, кто сидел внутри. Но Бернард знал, кто это. Как знал и конь, который испуганно прядал ушами и тряс нечесаной черной гривой.
Шагая плотной фалангой впереди него, темные братья Бернарда, рыцари Ордена сангвинистов, прокладывали себе путь по улицам города. Все они до одного ставили эту священную миссию выше собственной жизни, сражаясь с яростью и напором, которыми не мог похвастать ни один смертный.
Один из его братьев, с мечом в руке, подпрыгнул высоко в воздух, демонстрируя свою нечеловеческую натуру не только блеском мелькнувшей в воздухе стали, но и оскалом острых зубов. Когда-то все они были нечистыми животными — как то, что сидело сейчас, заключенное в железную клетку, — лишенные душ и брошенные до тех пор, пока Христос не открыл им путь назад, к спасению. Каждый дал клятву убить в себе жажду человеческой крови — но лишь отведав священной крови Христа — благословения, которое позволяло им ходить наполовину в тени, наполовину на солнце, балансируя с мечом в руке между проклятием и благодатью.
Присягнувшие Церкви, они теперь служили Господу как воины и священники. Именно эти обязанности и привели Бернарда и его рыцарей к воротам Иерусалима.
Деревянная клетка катила вперед, прокладывая себе путь среди криков и кровопролития. Сердце Бернарда наполнял страх: ему казалось, что колеса повозки крутятся слишком медленно.
Нужно поторопиться…
И все же его сжигала изнутри другая потребность. Он шагал вперед, а вокруг него со стен капала кровь, под ногами бежали кровавые реки. Он ощущал ее на своих губах. Соленый, железистый привкус кружил ему голову, проникал до самых костей. Он облизывал сухие, запекшиеся губы, как будто пытался отведать запретную пищу.
Он не единственный, кто сейчас страдал.
Почуяв кровь, зверь в клетке взвыл. Его крики взывали к тому же монстру, что затаился внутри Бернарда. С той лишь разницей, что его монстр не был заточен в клетку, а удерживался на месте обетом и благословением. И все равно в ответ на этот вопль животного голода зубы Бернарда вытянулись и заострились, а жажда вспыхнула с новой силой.
Услышав эти крики, его братья еще быстрее устремились вперед, как будто спасались бегством от самих себя.
Чего нельзя было сказать о лошади. Стоило монстру взвыть, как жеребец замер на месте. Что ж, его можно понять.
Того, кто сейчас сидел в клетке, Бернард поймал десять месяцев назад во Франции, в Авиньоне. Эти про́клятые создания были уже много веков известны под разными именами. Будучи когда-то людьми, теперь они населяли темные, уединенные места, питаясь кровью людей и животных.
Как только Бернард заточил монстра в клетку, он обмотал ее несколькими слоями обрывков толстой кожи, чтобы в нее не проник даже лучик света. Это также защищало зверя от палящего дневного солнца. Впрочем, такая защита имела свою цену. Бернард держал его на голодном пайке, давая попить крови лишь затем, чтобы зверь не умер с голоду, но никогда не насытился.
Этот голод сегодня послужит Господу.
Их цель была уже мучительно близка, и Бернард снова попытался сдвинуть лошадь с места. Он поглаживал потный нос коня, но тот не желал успокаиваться, дергался и мотал головой, пытаясь избавиться от поводьев.
Сангвинисты вокруг Бернарда исполняли знакомую ему пляску смерти. Крики умирающих эхом отскакивали от холодных, бездушных стен. Зверь внутри клетки исступленно метался. Словно по барабану, бил по кожаной обмотке, кричал, требуя, чтобы его выпустили на волю, чтобы дали наконец досыта напиться крови.