Тропа обреченных

Микола еще оставался дома, когда Мария, взяв бидон с молоком, отправилась к своим клиентам. Двор она прошла с задумчивым лицом, глядя исподлобья: вспомнила поручение Хмурого, приказавшего ей лично с «доступной обрисовкой» составить мнение о прибывшем в УМГБ Волынской области подполковнике, обозначенном прозвищем Стройный.

И тут Мария вспомнила тот день, когда началась ее связь с «тайными людьми», так она звала оуновцев, еще даже не зная, как их именуют. А случилось это послевоенной осенью, когда Микола, повредив ногу, попросил жену отнести добытую коробку с медикаментами к тому самому Шурке-сапожнику, к которому сегодня к двум часам Мария велела сходить своему посыльному — законному муженьку. Немало воды утекло с тех пор, как стала она связной краевого главаря ОУН, получила псевдоним Артистка. И теперь недаром Хмурый счел возможным поручить ей сбор доступных сведений об одном из видных чекистов на Волыни. И это доверие не столько радовало ее, сколько вселяло тревогу.

Однако стоило Марии выйти за ворота, как вся хмурость сошла с ее лица и беспечная радость заиграла в глазах. Она шла энергично, с привлекательной, гордой осанкой. Вдруг снова вспомнила о чекисте, разузнать о котором ей было поручено. Теперь Артистка и сама не могла понять, почему впервые после многих тайных поручений забеспокоилась. Раньте подобного с ней не случалось. Она охотно принимала любое поручение и с легкостью, даже с воодушевлением, стремилась исполнить его.

Возле табачного киоска Мария остановилась, чтобы купить коробку спичек. Успела при этом сообщить: «На Котовского восемь с вечера занято». И пошла своей дорогой.

Отсюда ей хорошо был виден дом возле магазина, где поселился чекист Стройный. Во дворе Мария увидела женщину и рослую девчушку, но кто они, узнавать не стала, отложив это на другой час, ибо неподалеку, через два дома, жила Варя, которой она носила молоко.

«Как же попросить ее все разузнать о подполковнике? — думала Мария. — Не годится запугивать, надо с ней помягче. Бабенка она покладистая, смышленая… Можно было бы подкатиться к ее соседке Ксюшке, ушлой оладошнице, да она завтра же на весь базар растрезвонит».

Так и не решив окончательно, как подойти с разговором о подполковнике — экспромтом у нее выходило глаже, — Мария вошла в притемненную кухню и застала Варвару у печки.

— У-у, хлебный пар какой духмяный! — восхитилась Мария, подвигая к себе кружку и наливая в нее молока. — Дай-ка мне горбушку и наливай себе, пожуем.

— Тебе нельзя много хлеба, это мне еще не грех поправиться… — Изящная хозяйка достала кружку, глянула через плечо: — Цветешь ты, Маша. Я вот сама баба, да и то бы тебя сграбастала и затискала.

— Мой мужик мне не говорил этого, — живо подхватила Мария, и в глазах ее вспыхнули искорки. — Вчера на базаре один подполковник — второй уж день прицеливается — откомплиментил мне на ухо: «Милушка! Если бы вы встретились мне в не такой уж отдаленной юности, я бы давно сошел с ума». «А сейчас вы не сумасшедший?» — спрашиваю. «Пока нет», — говорит. Иду с рынка, а он мне, серьезный такой, вежливый, разрешите, говорит, проводить… Ты дашь мне горбушку?

— Ой ты, неужто разрешила? — торопливо спросила Варвара и, схватив горячую краюху, отломила исходившую паром горбушку, протянула гостье — и опять: — Ну, разрешила, что ль?

— Кто же так, с ходу-то… — аппетитно откусила душистого хлеба и запила молоком Мария. — Говорю, чего меня провожать, я посидеть с музыкой хочу.

— А он? — аж взвизгнула от нетерпения Варвара.

— Так я, отвечает, пожалуйста, было бы ваше желание. Куда пойдем?

— Волокла бы его в ресторан… Ну, ну, и что ты?

— Мало ли что я желаю, говорю. А может, чего еще и не желаю. Он мне: как вас понимать? Обыкновенно, объясняю. Не желаю, чтобы ваша жена страдала, и желаю, чтобы муженек мой нас не увидел, а то обоих чудными сделает.

— И отшила, да? — застыла в ожидании Варвара.

— Какой там, вовсе прилип. «Какая, — шепчет, — вы откровенная, и голос у вас девичий». А я ему: так я и вся из себя такая… И прошлась вперед, бедром вильнула. — Мария показала, как она это сделала.

— Ой, по шкуре мурашки, здорово, Маша! — будто от холода энергично потерла плечи Варя и еще спросила: — Он, поди, обалдел?

— Он-то не знаю, а я вроде как втюрилась. Интересный мужчина, складный, глаза чистые, влюбчивые, какая-то в нем ласковая мягкость.

— Ну и давай… чего там. Не бойся.

— Я и не пугаюсь… — заговорщически шепнула, склонившись к Варваре, Мария и доверительно поделилась: — Мне бы о нем поразузнать, кто он, где жена и есть ли она. Такой не должен бы бегать, такая работа у него, ой-ей-ей, если не врет, в державной безпеке. Если правда, тогда другое дело. Да вроде не трепач, быть не может, а прощупать его надо, откуда он, какой характер, даже чего он любит, а чего нет.

— Ну, Мария, ты даешь, обалдеть можно. Только ты не как лягушка попала ужу на глаз? — живо прояснилось в голове Варвары. — Не гипнозом он тебя… говорят, в энкавэдэ пользуются этим умопомрачением.