Тропа Селим-хана (сборник)

Последние слова были не его - так выражался один юный прожигатель жизни, которого Игорь знавал в Москве. Несколько раз начинал Игорь письмо к Лалико. И все не то. Или холодно получалось, или жалобно. Нет, унижаться он не станет! Вот поговорить бы с Лалико сегодня! Не при Баеве только, а с глазу на глаз…

Игорь хотел объясниться с Лалико и в то же время робел. Он скрывал эту робость от Баева и даже от себя. И почувствовал облегчение оттого, что не Лалико открыла дверь сакли, а сам хозяин, Арсен.

За столом сидел гость - обросший, грязный. Расстегнутая куртка, мятая, с пятнами смолы, обнажала волосатую грудь и ладанку - кожаный мешочек на бечевке, засаленный дочерна.

- Пограничный наряд, - произнес Игорь, козырнув. - Прошу предъявить документы.

Листая паспорт Арсена, он искоса поглядывал на гостя. Отсветы очага скользили по его лицу. Он сидел в той же позе, катал по столу хлебные шарики и, казалось, не замечал пограничников.

У порога встал с карабином Баев. Окна сакли, прорубленные в толстой бревенчатой кладке, заделаны железными решетками. Не сбежит гость!

Однако он и не думал бежать. Голова его клонилась, он точно дремал. Шевелились только пальцы на столе, немытые, черные. Игорь шагнул к нему. Гость откинулся, схватившись за край стола, уставился на пограничника. Что было в глазах этого человека? Страх? Злоба?

Арсен проговорил что-то по-грузински. Гость ответил. Игорь не понял, но уловил дрожь в голосе, зябкую дрожь испуга. Стало спокойнее.

Паспорт у гостя был совсем как настоящий. Игорь как ни всматривался, не мог найти изъяна.

- Мурадов, - прочел он и протянул паспорт. - Все в порядке, гражданин Мурадов…

Арсен заговорил опять, должно быть, переводил, но гость понял. Он поднялся, жадно схватил паспорт и засунул куда-то очень глубоко в недра своей замызганной куртки. Чуть ли не за спину. Кланяясь, он прикладывал руки к сердцу, - очевидно, благодарил.

- Тьфу! - сплюнул Игорь, когда солдаты вышли. - Гражданином назвал его…

- Я бы и так догадался, что это он… - сказал Баев. - Висюлька-то! Вместо креста, что ли, у них? У того точь-в-точь такая же на шее.

Баев прав - ладанка была и у того, первого нарушителя.

- Слышь! - сказал Баев. - Почему он против нас, а? Из бедных, видать. Тощий, дикий какой-то. Рук не моет… А поклоны отбивал, - Баев засмеялся, - ровно старуха перед иконой.

А на кочевке жизнь шла своим чередом. Лалико нарвала телятам сладкой травы, попрощалась с ними, потрепав каждого по теплой, ласковой мордочке, и спустилась к жилью. Она разожгла заглохший в очаге огонь, вынесла собакам кости - остатки вчерашнего обеда, вымыла котел, принялась за стряпню. Гость, явившийся к отцу рано утром, спал на топчане, храпел.

К обеду сошлись все обитатели кочевки: тетя Этери, сестра отца, перебиравшая шерсть, тетя Мелания, сестра матери, принимавшая от доярок молоко, все пять доярок во главе с красавицей Кулико, заработавшей в прошлом месяце тысячу рублей, больше всех. Шумная компания стесняла гостя; он смотрел в миску, отвечал на расспросы односложно, иногда перебрасывался с отцом Лалико двумя-тремя словами на турецком языке.

Никто этого языка не понимал, кроме отца. Когда-то он и Мурадов были соседями и вместе батрачили у богача. Это было очень давно. Батраков и богачей Лалико знала только по книгам.

Весь день отец, против обыкновения, провел дома, беседовал с гостем. Мурадов часто переходил на свой язык, но отец отвечал по-грузински. По-турецки он говорил плохо, запинался и начинал сердиться. Как не надоело им болтать часами! Мурадов передохнуть не давал отцу, - все-то ему нужно знать! И какой доход семьи, и сколько голов скота в колхозе, почем в сельмаге сахар, соль, спички.

- В Средней Азии цены разве другие? - спросила Лалико отца. - Он словно с луны свалился.

- Другие, дочка, наверно другие, - сказал отец нехотя.

Гиви сообщил ей, что на кочевке были пограничники, проверили у Мурадова документы. Старший сказал: «Все в порядке». Кстати, дядя знает этого старшего, да и Лалико знакома с ним как будто. Это Игорь.

- Жалко, ты не Тамара, - засмеялся Гиви.

Русский князь был мужем царицы Тамары. Гиви любил историю, получал за нее пятерки в школе и не упускал случая блеснуть.

Лалико свела брови и отошла.

- Ага! - бросил вдогонку Гиви. - Забилось сердце!

Девушка не ответила. Глупый мальчишка Гиви! Нет, право, мужчины умнеют лишь тогда, когда седина тронет виски. Она вспомнила нелепое письмо Игоря. Обидел ее и отца и даже не догадался извиниться…

Под вечер звякнул за окном звонок велосипеда - дядя Тициан привез почту. Лалико кинулась разбирать; она еще надеялась, что Игорь напишет. Нет! Вот Кулико - та счастливица: жених шлет ей письма из Сакуртало каждый день.

Вчерашние газеты из Тбилиси. На первой странице - портрет пожилого иностранца. Лалико вздрогнула - Мурадов, мирно сидевший у погасшего очага, вдруг потянулся, жадно схватил газету. Зачем она ему?

- Арсен! - позвал он. Но отца в сакле не было. Мурадов смотрел на портрет, смотрел не отрываясь, комкая края газеты своими черными пальцами.