Тропа Селим-хана (сборник)

- Не только матросы, Юрик, - говорит Чаушев. - Всякая шантрапа толчется. Ребятам не место там, я считаю. Ты на занятия налегай.

У школы они простились. Чаушеву идти еще четырнадцать минут. Улица упирается в новое здание института. Колонны в свежей побелке, чуть синеватые, стынут на ветру, Поворот вправо - и разом из каменного ущелья открывается даль. Мачты, карусель чаек над ними.

До чего резко вдруг обрывается город с его теснотой, сумраком! Это нравится Чаушеву; он приближается к этому изгибу улицы, невольно ускоряя шаг, всегда с ожиданием чего-то хорошего…

Он уже почти на службе. Невольно расправляются плечи, струйка ветра, бьющего прямо в лицо, упруго вливалась в легкие.

День сегодня по-особенному хорош. Ветер только кажется холодным, - просто он дует вовсю, гудя в проводах, изо всех своих весенних сил. Спешит наполнить город, в котором еще темнеют наросты льда, еще застоялась в провалах дворов зимняя стужа.

Трудно ли догадаться, почему запропал тот студент! Почему не навестил свою старуху-тетку…

Чаушев еще прибавляет шагу. Скорее к работе, к столу, в укрытие от неотвязной, прибоем хлещущей весны! В кабинете сумрачно, холодно. Печку уже не топят.

На стене висит панорама порта с птичьего полета, в красках. Выцветшая синева воды, пятна парковой зелени, ставшие от времени почти черными. Панораму повесили давным-давно, когда он стажировался здесь - юноша с одним квадратиком на петлице, выпускник училища. После войны, отслужив долгие годы на Крайнем Севере, он снова оказался в родном городе и застал туже панораму на стене, уже изрядно устаревшую. Сколько раз он собирался заказать новую! Она ветшает, ее исправляли крестиками, флажками. Там, в самом устье реки, возникла лесопилка. Тут заново оборудован причал. На том берегу разросся рабочий поселок. Да и кварталы города, примыкающие к порту, во многом изменились, - вот новый институт, широкоэкранный кинотеатр. На пустыре разбит парк…

Входит лейтенант Стецких. Он провел ночь в кресле, у телефона, но уже умудрился побриться; от него вкусно пахнет лимонным одеколоном.

- Никаких происшествий нет, - истово докладывает Стецких, - кроме… Вот, прошу ознакомиться…

«С этого бы и начинал», - думает Чаушев, беря книгу с записями.

В двадцать три часа двадцать минут младший по наряду рядовой Тишков, находясь на третьем причале, у парохода «Вильгельмина», заметил световые сигналы… Э, такого еще не случалось! Вспышки следовали с правого берега, со стороны лесного склада. Зафиксирован, по-видимому, лишь конец передачи - несколько цифр - азбукой Морзе. Сигнальщик не обнаружен.

Два, семь, семь… Чаушев перечитывает.

- Только конец передачи? Почему?

Стецких пожимает плечами.

- Так доложил Бояринов. Я предложил разобраться и дать взыскание.

Ах, уж и взыскание! Впрочем, Бояринов не из тех, что спешат выполнить, не рассуждая, любой телефонный совет дежурного офицера.

- Еще что-нибудь было от Бояринова?

- Звонил. «Разбуди, - говорит, - начальника». - Знаете его, - Стецких чуть усмехнулся уголками губ. - По всякому поводу давай ему самого начальника.

- Зря не разбудили. Что у него?

- Так, соображения. Я не счел нужным беспокоить вас. - Стецких с решимостью отчеканивает слова. - Соколов извещен, так что срочности никакой нет.

Нотка обиды дрожит в голосе лейтенанта. Чаушеву ясно, в чем дело. Задетое самолюбие, ревность. Бояринов ниже его по службе, а делиться с ним соображениями не желает. Начальника требует.

- Нет срочности, по-вашему? Дали знать в город - и вся музыка! Так? А я бы на вашем месте… Вызовите Бояринова!

- Слушаю.

Стецких берет трубку.

Чаушев откидывает серебряную крышку настольного блокнота - подарок к пятидесятилетию - и рисует: реку, овал грузовоза «Вильгельмина», прижатый к левому берегу, а на правом - склад леса, откуда сигналили ночью. По обе стороны склада, но ближе к воде - жилые здания. Острие карандаша пересекает реку, порт, тянется дальше.

- Вот направление сигналов, - говорит Чаушев. - И будь я на дежурстве, я бы…

Он смотрит в лицо Стецких, молодое, от ревности вдруг постаревшее.

2

Что за черт! Валька опять не ночевал дома! Вадим делал зарядку, широко раскидывая руки в комнате общежития, непривычно просторной сейчас, и недоумевал. Ведь обычно Валька возвращался от своей тетки в воскресенье вечером. А сегодня уже вторник. Вчера ему следовало быть в деканате, - из-за хвоста по металловедению. Он же знал это!

В дверь постучали.

- Нет его? - голова комсорга Радия в квадратных очках просунулась, повертелась, брови полезли вверх.

- К тетке уехал, - протянул Вадим.

- Тетка, тетка, тетка! - застрочил Радий. - Что за тетка? Какая тетка? Ты ее видел? Никто не видел! Адрес есть? Нету. Плюс минус неизвестность. Диана, вышедшая из головы Юпитера.

- Минерва, - поправил Вадим.

- В общем, ты меня понимаешь, непротыкаемый. Волнуйся! Заводись!

- Закрой дверь, - буркнул Вадим. - Дует.

- Ерунда! Ты толстокожий.

Он вошел все-таки. Нет, Вадим не боялся сквозняка. Он надеялся, что Радий отвяжется, уйдет, даст ему кончить зарядку. Вадиму не нравится пулеметная трескотня Радия.

И прозвищ Вадим не терпит.