Французский ученый установил и виновников, которые положили начало зарождению столь страшной легенды о муренах. То были философ Сенека[7]
и римский натуралист Плиний Старший.[8] Сенека, описывая, возможно со слов своего отца, пышный обед, даваемый однажды патрицием Ведиусом Поллионом, рассказал, как амфитрион приказал в присутствии гостей казнить своего раба за то, что тот случайно разбил хрустальную вазу. Казнь заключалась в том, что раба должны были бросить в бассейн, где разводились «muraenae», то есть угри и миноги. На обеде присутствовал император Август.[9] Раб бросился ему в ноги, прося иной смерти, но только не в бассейне. Император, потрясенный жестокостью патриция, помиловал раба. Натуралист же Плиний «списал» этот случай у Сенеки в свою 37-томную «Естественную историю», при этом опустив важную деталь о том, что приказ патриция не был приведен в исполнение.Восстанавливая истину, Латиль не пожалел юмористических высказываний в адрес своих коллег, которые списывали друг у друга басню о муренах и придавали ей тем самым все большую достоверность.
Так иной раз в жизни случается, что правда с трудом становится на ноги, в то время как ложь и выдумка с легкостью обретают крылья.
Нынче, например, из книги в книгу принялось путешествовать утверждение, что у мурен такие страшные и длинные зубы, что эти рыбы никогда в своей жизни не закрывают рта. Удивительно, за что же бедняжек мурен, тем более, если они не ели рабов, так наказала природа, в которой, как известно, все правильно и гармонично. Мурена просто часто открывает рот, чтобы через него пропускать в жаберные отверстия свежую воду и таким образом дышать.
Итак, мурена опасна только в обороне. Убедившись в этом на практике, я очень скоро привык к их присутствию рядом и особенно не обращал на них внимания. Однако постоянно помнил о силе их челюстей. Об этом весьма красноречиво напоминала мне левая рука Оскара, еще одного моего товарища по охоте, у которого первые фаланги безымянного пальца и мизинца как-то остались в пасти мурены.
Однако совсем недавно мне рассказали, что нашелся человек в одной из европейских стран, который небезуспешно дрессирует мурен.
Что же, если кому-либо и придется стрелять в мурену, то выстрел следует производить предельно точно в голову, в то место, где расположен мозг, или в открытую пасть так, чтобы стрела пронзила нижнюю челюсть сверху вниз. Это удержит мурену на стреле и лишит ее возможности сомкнуть пасть, а значит, нанести вам ранение.
Глава VII. Морской дьявол
…«Терра инкогнита» непременно порождает искателя приключений, готового пожертвовать жизнью во имя ее открытия.
Мое знакомство с «морским дьяволом» состоялось давно. В Акапулько на побережье Тихого океана, должно быть, добрых двадцать лет тому назад я обучался технике прыжков с трамплина на водных лыжах.
Отрываясь от скользкой поверхности трамплина, я выносил тело, как это обычно делают горнолыжники, слегка вперед, и мне никак не удавалось «приводниться» — я непременно уходил под воду.
— Смотрите, — сказал после одного из таких погружений тренер, добродушный, огромного роста мулат, — как бы не оказаться вам в объятиях дьявола моря!
Когда я опросил его, что означает эта шутка, он даже немного обиделся, а к вечеру принес мне в отель засушенного «морского дьявола».
— Этот еще ребенок, а взрослые обхватывают и уносят в пучину.
Действительно, сушеный «дьяволенок» производил волнующее впечатление своим сходством с человеческой фигурой. У «дьявола» были ноги (был, правда, и хвост), туловище и плавники наподобие рук. Крупная голова с рожками — высокий лоб, широкий рот, над которыми, словно два глаза, виднелись брызгальца.
При более тщательном осмотре подарка можно было заметить, что нож человека касался тела рыбы, придав ему нарочитое сходство с фигурой человека. Однако это новое открытие уже не могло лишить пищи мое воображение. Тем более, что Диего Ривера,[10]
признанный всеми эрудит, тут же сообщил нам, что «морской дьявол», или манта, достигает в размахе плавников 6–7 метров и весит свыше полутора тонн.Засушенный «дьяволенок» и по сей день висит у меня на стене кабинета, а встреча с его живым сородичем — взрослой мантой случилась вскоре после первого же выхода в море с ружьем, в водах Мексиканского залива, неподалеку от Гаваны.
Я увлеченно разглядывал красочный и разнообразный ландшафт совсем еще незнакомого мне подводного мира, где каждая минута была отмечена открытием или волнующим сюрпризом. Только что глаза мои видели букетик из набора высоких полосатеньких корзиночек с миниатюрными зелеными и голубыми цветочками. Но стоило мне приблизиться, как в мгновение ока цветочки скрылись в корзиночках. То оказалась актиния церактис — морское кишечнополостное бесскелетное животное из класса коралловых полипов.