Тропами вереска

– Что грядет, знать неинтересно, – усмехнулся он. – Да и пользы в том мало. Если плохое – отравишь жизнь страхом, коли хорошее – лишишь выбора. Нет уж, я до грядущего хочу сам дойти. И узнать, когда срок придет.

– Мудры речи твои, красавец! – захохотала черноглазая и на меня взгляд перевела. Посмотрела, осеклась, задумавшись. Мотнула головой, так что звякнули украшения на косах. – А тебе, девица, не нужно ли чего? У кочевниц всего вдоволь, может, и для такой, как ты, что нужное сыщется?

Я зыркнула на нее хмуро.

– Такой, как я, ваши снадобья да украшения ни к чему, – пробурчала я. – Да и торопимся мы.

Прошла мимо, обернулась через плечо на черноглазую. Она вслед смотрела, прищурившись: то ли догадалась, кто я, то ли расстроилась, что не зазвала в кибитку.

– Значит, грядущее вам неинтересно? – спросила я, улыбнувшись. А то он тоже поглядывал задумчиво, и взгляды служителя я всей кожей чувствовала.

– Нет. Мне бы с прошедшим разобраться, – вздохнул он.

– А с ним что не так?

Ильмир окинул взглядом ярмарку, но словно не увидел. Остановился и развернулся ко мне так резко, что я вздрогнула.

– Скажите, Вересенья, мы с вами точно не встречались? Недавно. Может… этой осенью? – Он нахмурился, пытливо ощупывая взглядом мое лицо. – Глупо звучит, я понимаю… и спрашивал уже…

– Я вам кого-то напоминаю? – тихо вздохнула я, не смея вздохнуть.

– Нет… не знаю. – Он потер виски, усмехнулся. – У вас не было такого? Чтобы все правильно и верно, но порой внутри словно гложет что-то… И кажется, что-то важное забыл, то, без чего жизнь не мила… – Он тряхнул головой, улыбнулся через силу. – Не слушайте. Наверное, я вам кажусь скаженным?

– Не кажетесь, – голос чуть охрип от волнения. – Но лицо мое вы точно не видели…

– Так я и думал.

Он снова тряхнул головой, и белая прядка упала на лоб. Я с трудом удержалась, чтобы ее не поправить, покачнулась даже. Служитель замер, не отводя от меня глаз. Что-то сказать хотел, но тут закричали откуда-то, завизжал надрывно бабский голос. Взволновалось людское море, и понесло крик от глотки к глотке:

– Ведьма! Ведьма сыскалась! На костер змеюку!

Ильмир мигом подобрался, как зверь, глаза потемнели и рванул в сторону воплей, расталкивая прохожих. Я следом метнулась, уже предчувствуя неладное. И почти не удивилась, когда увидела, что злая и хмельная толпа окружила мою недавнюю знакомицу – торговку с поделками монастырских детишек. Только теперь стояла она красная да зареванная, прижимала испуганно руки к тощей груди.

– Что здесь происходит? – властно спросил Ильмир, и толпа смолкла, затаилась, поглядывая на служителя. Вперед выступила краснолицая дородная торговка.

– Так ведьму нашли! – пояснила она, указав на монастырскую. – Стояла тут с краю, ерундовины свои разложила, только ходить честному люду мешала! С самой зари никто к ней и шагу не ступил, такие товары гадкие привезла! Ни одному покупателю не глянулись! Облезлые да неумелые поделки! Так она наколдовала, гадюка, и как пошел к ней люд, как попер! Что горох из дырявого мешка посыпался! Все забрали-скупили, да еще и серебрушками расплачивались! Где ж это видано, чтобы за дрянь серебро платили? У меня вон ткани расписные, а никто и за медяк не берет!

Торговка покраснела еще пуще, совсем пунцовой стала. Монастырская снова заплакала.

– Не ведьма я! – запричитала она жалобно. – Люди добрые, да в жизни я ворожить не умела! Из монастыря за озерами пришла, какая же я ведьма? И поделки детишки делали…

Ильмир шагнул к плачущей женщине, посмотрел внимательно.

– Товары свои покажи.

– Так продала все, – бесхитростно пояснила торговка и хлюпнула носом. – Стояла-стояла, а потом девица подошла, похвалила. После нее и пошел народ… так вот же она! – обрадовалась монастырская, указывая на меня. А мне захотелось дать ей по шее. – Вот она первая и подошла! Еще и совет дельный дала, чтобы я даром вещицы раздавала! Так я и сделала, а люди уж сами благодарили, кто чем мог…

Ильмир ко мне обернулся, а я развела руками, всеми силами изображая, что ведать не ведаю, о чем речь. Но служитель нахмурился, в глаза смотрел так, что мне не по себе стало. А злая торговка, знай, подливала маслица в огонь:

– Чую ведьминские дела, – орала она на всю площадь так, что волновался простой люд. – Не иначе хоть одна из них колдовка! Не бывает такого, чтобы просто так, за дрянь, заплатил кто-то! Колдовство черное!

Монастырская тоже причитала:

– Так я-то тут ни при чем, люди добрые!

– А мы тебя сейчас в огонь засунем и проверим, при чем или нет! – пробасил мясник в заляпанном кровью фартуке.

Я похолодела. С толпы станется. Ходила в народе глупая байка, что, ежели сунуть ведьму в огонь, она сгорит синим пламенем. Ну а то, что и человек сгорит, обычным – красным, то уже никого не волновало!

– Прекратите ерунду молоть! – рассердилась я.

– В костер их! Обеих! Ведьмы!

Толпа зашумела, заволновалась, почуяв новое развлечение. Сжала кольцо человеческое вокруг нас, словно капкан захлопывая. Откуда-то кухарка прибежала с головешкой:

– Так у меня и костерок готов! – обрадовала она собравшихся. – Чугунок только сниму!