– Послушай, – предложил я, отважившись на безумный ход, – давай уговоримся, что все это нелепая ошибка, что ничего не было, вообще ничего. Я ведь слишком хорошо тебя знаю, чтобы решиться на такие оскорбительные действия. Мне бы и в голову не пришло так с тобой поступить, и чтоб мне провалиться к черту в пекло, если я вру. Просто я хотел проверить, уж не ошибаешься ли ты на свой счет: может, ты вовсе не такая маломерка, какой себя представляешь. Все получилось так быстро, что я не успел сказать тебе, что я чувствовал… Я даже не уверен, что мне удалось просунуть туда палец. Должно быть, я пощупал снаружи, и все. Давай-ка присядем… будем снова друзьями.
Я усадил ее на кушетку рядом с собой – она оттаивала на глазах – и обнял за талию, якобы желая как можно ласковее ее утешить.
– У тебя это всегда так? – спросил я самым невинным тоном и чуть не прыснул со смеху, сей же миг осознав весь идиотизм своего вопроса.
Она застенчиво потупилась, словно мы затронули не подлежащее обсуждению трагическое обстоятельство.
– Слушай, села бы ты лучше ко мне на колени… И я осторожно водрузил ее к себе на колени, не преминув при этом самым деликатным образом подсунуть ей под юбку свою ладонь и оставить ее у нее на коленке… – Может, если ты посидишь так минутку, тебе станет лучше… вот так, отлично, устраивайся поудобнее… ну как, уже лучше?
Она не отвечала, но и не противилась, лишь слабо откинулась на меня и закрыла глаза. Я стал потихоньку передвигать ладонь вверх по ее ноге, употребив на это всю нежность и ласку, на какие был способен, и продолжая разговаривать с ней тихим, убаюкивающим голосом. Когда пальцы оказались у нее в промежности и я раздвинул маленькие губки, она уже намокла, как мочалка. Я стал легонько массировать ее, раскрывая все шире и шире, и параллельно испускал телепатические волны, внушая ей, что женщины порой заблуждаются на свой счет и считают себя маломерками, будучи на самом деле вполне нормальными, и, по мере того как я тянул всю эту канитель, она становилась все сочнее и сочнее и раскрывалась все шире и шире. Уже четыре моих пальца были у нее внутри, но места там хватило бы, даже если бы мне понадобилось засунуть чего побольше. Пизда у нее, как я убедился, была огромная и вполне раззенкована. Я заглянул девице в лицо – проверить, по-прежнему ли у нее закрыты глаза. Она сидела с открытым ртом и судорожно хватала воздух, веки же продолжала держать плотно сомкнутыми, как бы пытаясь внушить себе, что все это только сон. Теперь можно было с легкостью приступить к более решительным действиям, не опасаясь ни малейшего сопротивления с ее стороны. И я, хотя, может, и не без задней мысли, толкнул ее чуть сильнее, чем требовалось, просто чтобы выяснить, насколько она готова. Она оказалась податливее пуховой перины и, даже ударившись головой о подлокотник дивана, не проявила никакой реакции на болевой раздражитель. Будто ради дармового хуя подвергла себя общей анестезии. Я стащил с нее все до нитки и швырнул на пол, а затем, после небольшой разминки на диване, разложил ее на полу, прямо на ворохе одежды, и снова оприходовал; при этом она крепко сжала меня своим сосательным клапаном и орудовала им весьма умело, несмотря на внешнюю видимость комы.