Читаем Тропик Козерога полностью

Разумеется, рано или поздно продажа в рассрочку прекращается, даже если ты прилежный покупатель вроде меня. Я буквально из кожи вон лез, чтобы загрузить работой производителей и рекламодателей Америки, но они, похоже, во мне разочаровались. Был, в частности, один человек, который разочаровался больше остальных, – так вот, человек этот искренне пытался мне помочь, а я его наебал. Я вспоминаю о нем и о том, как он взял меня к себе в помощники – с такой готовностью, с таким участием, – потому что позднее, когда я вершил прием и увольнение, как револьвер сорок второго лошадиного калибра, меня самого наебывали направо и налево, но к тому времени я уже набил себе столько шишек, что мне хоть трава не расти. Но этот человек в лепешку разбился, чтобы показать, что он в меня верит. Он издавал иллюстрированный каталог для одного крупного почтового ведомства, занимавшегося рассылкой торговых заказов. Этот каталог представлял собой чудовищный компендиум всякой срани. Он выходил раз в год, и столько же времени уходило на его подготовку. В подобных делах я смыслил не больше, чем свинья в апельсинах, и зачем я в тот день забрел к нему в контору, я не знаю, – разве что погреться, так как я день-деньской обивал пороги в районе доков, пытаясь получить работу контролера или еще черт знает кого. В конторе у него было очень уютно, и я обратился к нему с длиннющей речью, имея в виду дать себе время хорошенько оттаять. Я не знал, какую просить работу, – просто работу, сказал я. Он оказался человеком чутким и очень добрым. Видимо, он догадался, что я писатель или собираюсь им стать, потому как сразу же спросил, что я люблю читать и каково мое мнение о том писателе, об этом писателе. Как нарочно, в кармане у меня завалялся список книг – тех, что я искал в публичной библиотеке, – вот его-то я ему и предъявил. «Великий Скотт! – воскликнул он. – Вы в самом деле читаете такие книги?» Я скромно кивнул в ответ и затем, как это часто со мной бывает, если меня вдруг заденут за живое какой-нибудь идиотской фразой вроде этой, я заговорил о гамсуновских «Мистериях», которые как раз тогда читал. И тут мой собеседник сделался воском в моих руках. Спросив, не хочу ли я стать его помощником, он тут же извинился за то, что предлагает мне столь низкую должность; он заверил, что у меня будет достаточно времени вникнуть в тонкости работы и что он не сомневается, что для меня это раз плюнуть. Затем он поинтересовался, не буду ли я возражать, если он ссудит мне до зарплаты немного денег из своего кармана. Не успел я ответить ни да ни нет, как он выудил двадцатидолларовую купюру и сунул мне в руку. Я, естественно, растрогался и в ту минуту готов был пахать на него, как последняя сволочь. Помощник редактора! Звучит довольно заманчиво, особенно для кредиторов моего квартала. Какое-то время я так счастлив был кормиться ростбифами, цыплятами и свиными филейчиками, что делал вид, будто души не чаю в своей работе. На самом же деле мне впору было спички в глаза вставлять, чтобы не заснуть от скуки. Все, что мне надо было, я освоил в неделю. Ну а дальше-то что? А дальше я решил смириться с тем, что по гроб жизни обрекаю себя на каторжный труд. Дабы извлечь из этого максимальную выгоду, я, коротая время, писал рассказы, эссе и пространные письма друзьям. Все, видимо, решили, что я занят разработкой новых идей на благо компании, поскольку долгое время на меня никто не обращал ни малейшего внимания. Чудесная у меня работа, решил я. Почти весь день я мог заниматься своими делами – писать то бишь, – с работой же на благо компании я насобачился управляться примерно за час. В отношении к своей собственной, личной работе я проявлял столько энтузиазма, что отдал распоряжение подчиненным не беспокоить меня иначе как в строго установленные часы. Я как сыр в масле катался: компания исправно платила мне жалованье, а изверги выполняли всю ту работу, что я им намечал, – как вдруг однажды, как раз когда я корпел над важным эссе об «Антихристе», подходит к моему столу какой-то парень, которого я до этого в глаза не видел, и, склонившись над моим плечом, начинает с сарказмом в голосе вслух читать все то, что я только что понаписал. Мне не понадобилось выяснять ни кто он такой, ни что он там задумал, – единственная мысль в голове: «Заплатят ли мне за неделю вперед?» – и она нещадно била по мозгам. Когда пришло время попрощаться с моим благодетелем, мне стало немного стыдно за себя, особенно когда он, не давая мне опомниться, сказал – прямо как в душу пернул: «Я пытался выхлопотать для вас жалованье за неделю вперед, но меня и слушать не стали. Сожалею, но больше я ничем не могу вам помочь, – вы, знаете ли, сами себе все портите. Сказать по правде, я по-прежнему верю в вас всей душой, но, боюсь, какое-то время вам туго придется. Такие, как вы, всюду не ко двору. Когда-нибудь из вас наверняка выйдет великий писатель – есть у меня такое чувство. Ну а теперь – прошу прощения, – добавил он, тепло пожимая мне руку, – мне надо повидать босса. Удачи вам!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Тропики любви

Похожие книги

Переизбранное
Переизбранное

Юз Алешковский (1929–2022) – русский писатель и поэт, автор популярных «лагерных» песен, которые не исполнялись на советской эстраде, тем не менее обрели известность в народе, их горячо любили и пели, даже не зная имени автора. Перу Алешковского принадлежат также такие произведения, как «Николай Николаевич», «Кенгуру», «Маскировка» и др., которые тоже снискали народную любовь, хотя на родине писателя большая часть их была издана лишь годы спустя после создания. По словам Иосифа Бродского, в лице Алешковского мы имеем дело с уникальным типом писателя «как инструмента языка», в русской литературе таких примеров немного: Николай Гоголь, Андрей Платонов, Михаил Зощенко… «Сентиментальная насыщенность доведена в нем до пределов издевательских, вымысел – до фантасмагорических», писал Бродский, это «подлинный орфик: поэт, полностью подчинивший себя языку и получивший от его щедрот в награду дар откровения и гомерического хохота».

Юз Алешковский

Классическая проза ХX века
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост / Проза