Читаем Тропик Козерога полностью

Зимняя спячка животных, прекращение жизнедеятельности простейших форм, удивительная живучесть клопов, затаившихся под обоями, транс йогов, каталепсия, мистическое единение с космосом, бессмертие клеточной жизни — всему этому учится художник, чтобы пробудить мир в благоприятный момент. Художник принадлежит к особой породе человека; он — одухотворенный микроб, передающийся от одной породы к другой. Бедствия не могут уничтожить его, потому что он не является частью физической, родовой схемы. Его появление приходится на катастрофы и крах; он — существо циклическое, живущее эпициклами. Приобретенный опыт он никогда не использует для личных нужд; он служит высшей цели, для которой и призван. Как бы его не отвлекали, его не сбить с пути. Если он читает книгу, а вы оторвали его от чтения на двадцать пять лет, потом он способен продолжить с отложенной страницы, как будто за эти двадцать пять лет ничего не происходило. А ведь то, что произошло за эти двадцать пять лет, и есть «жизнь» для большинства людей. Для него же это только помеха в движении вперед. Непреложность его труда, в котором он выражает себя, является отражением автоматизма жизни, в которой он вынужден залечь в спячку, ожидая сигнал, возвещающий момент рождения. Это большая тема, и это всегда было мне ясно, даже если я отрекался от этого. Неудовлетворенность, ведущая от одного слова к другому, от одного произведения к следующему — это обыкновенный протест против тщетности отсрочек. И чем больше пробуждается художнический микроб, тем меньше остается желания что-либо делать. А когда проснулся окончательно — нет ни малейшей необходимости выходить из транса. Действие, выражающееся в создании произведений искусства, — это уступка автоматическому принципу смерти. Утопившись в Мексиканском заливе, я обрел возможность принять участие в активной жизни, которая дозволяет истинному «я» пребывать в спячке, пока не придет время рождения. Я понимал это очень отчетливо, хотя действовал слепо и беспорядочно. Я поплыл в потоке человеческой деятельности, пока не добрался до источника активности, куда вторгся, назвавшись менеджером персонала телеграфной компании, и позволил людскому приливу и отливу омывать меня, подобно пенливым бурунам. И эта активная жизнь, провозвестник финального акта безрассудства, вела меня от сомнения к сомнению, и я становился все более слеп к своему подлинному «я», которое, словно континент, удушенный признаками великой и пышной цивилизации, погрузилось в морские воды. Колоссальная личность затонула, а то, что видели люди мечущимся над поверхностью, — было перископом души, выискивающим цель. Чтобы когда-нибудь вновь подняться и обуздать волны, я должен был уничтожать все, что попадает в поле зрения. Монстр, то и дело высовывающийся из воды с не оставляющей сомнений целью, безустанный скиталец и налетчик, когда придет время, поднимется в последний раз и предстанет тогда ковчегом, соберет на себе каждой твари по паре, а потом, когда воды, наконец, отступят, остановится на вершине величественного горного пика, широко отворит двери и выпустит в мир то, что было спасено от катастрофы.

Если я вздрагиваю при мысли об активной жизни, если у меня случаются кошмарные сновидения, то, может быть, это происходит потому, что я вспоминаю всех людей, которых погубил во время дневной спячки.{131} Я делал все, что мне подсказывала моя натура. А натура неустанно нашептывает в ухо: «хочешь выжить — убей!» Будучи человеком, убиваешь не как зверь, но автоматически, причем убийство замаскировано, а его разновидности бесконечны, так что вы убиваете, даже не подумав об этом, убиваете без всякой необходимости. Самые уважаемые люди и есть величайшие убийцы. Они верят, что служат ближним, и в этой вере они вполне искренни, тем не менее они величайшие губители и временами, как бы очнувшись, они осознают свои преступления и совершают чудаковатые, безумные добрые поступки, чтобы искупить вину. Человеческая доброта еще противнее зла, присущего человеку, ибо доброта не осознана и не является подтверждением сознательного выбора. Когда стоишь у края бездны, легче всего в последний момент сдать позицию, обернуться и раскрыть объятия всем, кто остался позади. Как прекратить эту слепую гонку? Как остановить этот автоматический процесс, в котором всякий норовит столкнуть другого в бездну?

Перейти на страницу:

Все книги серии Тропики любви

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги / Драматургия