Тропиканка. Книга 1

И Гаспар, плотно прикрыв дверь кабинета, о чем-то долго беседовал с Франшику. Когда они появились в гостиной и потребовали еще несколько бутылочек холодного пива, Франшику сиял:

— Гаспар, это как раз то, что я умею делать лучше всего. Будьте спокойны! Я сделаю это без всякого вознаграждения. Помочь влюбленному — мой долг.

Решено было, что в пятницу Франшику летит на личном самолете Веласкесов в Рио по каким-то одним им известным таинственным делам. Гаспар велел ему не стеснять себя в расходах, которых потребует выполнение этого поручения. На прощание Гаспар похлопал его по плечу:

— Это я могу доверить только другу, близкому другу! А когда вернешься из Рио, поговорим о твоих делах.

Из дома Франшику вышел чуть небрежной походкой, гордо вскинув голову и выпятив грудь. Так, по его мнению, должны ходить доверенные лица магната Веласкеса. У гаража его приятель Плиниу мыл машину. С особенным удовольствием Франшику отдал ему распоряжение:

— Пимпа, в пятницу я улетаю в Рио на самолете сеньора Гаспара. Машину подашь к моему дому без четверти восемь. Прошу не опаздывать.

Пораженный, Плиниу застыл с мокрой тряпкой в руках.

* * *

Пессоа знал, что женщины его погубят. Так ему на роду написано. Потому что природа-матушка сотворила его необычайно любвеобильным. Стоило ему увидеть хорошенькое личико, точеную фигурку — и Пессоа терял голову. Правда, как говорила его сестрица Оливия, терять-то было особенно нечего. Пусть это слабость, даже грех, но женщины — самое прекрасное, что есть в жизни, считал Пессоа. Только они дают радость, вдохновение, счастье. Он любил дочерей Евы бескорыстно, как художник. Восхищался ими, глядя со стороны. А принадлежал он всецело только одной из них — Адреалине.

Вот тут-то и начались несчастья Пессоа. Свободолюбивая его Дрена, презиравшая всяческие условности и предрассудки, оказалась жутко ревнивой. Она ревновала его к Жанаине, к Питанге, к каждой встречной красавице, на которую он украдкой бросал взоры на улице. В отместку она дулась на него, доводила его до отчаяния своей холодностью и молчанием.

Он же сам сдуру и признался Адреалине, что просто очарован своей будущей родственницей — Далилой. Она не только красотка, но и умница, веселая, беззаботная. Они в чем-то похожи с Пессоа. Как они хохотали на этом званом ужине с родителями Дави. Кто бы мог подумать, что у этого зануды Дави может быть такая обалденная сестрица.

Адреалина молча слушала его восторженные похвалы и все больше мрачнела. А когда Пессоа наведался в деревню в гости к своим новым знакомым и даже подарил Далиле сандалии, Дрена взорвалась. Это был долго дремавший вулкан, который обрушил на Пессоа горы пепла и камней. Она выгнала его из квартиры Фреда и велела больше не появляться на глаза. Потому что она не желает иметь ничего общего с этим жалким бабником, ничтожеством, не пропускающим ни одной юбки.

Пессоа был оскорблен до глубины души. Он неделю пролежал у себя в комнате с разбитым сердцем. Не ел, не брился, исхудал, зарос густой щетиной. Он ждал! Вот-вот появится Адреалина, виноватая, раскаявшаяся, будет вымаливать прощение. И он ее простит! Пессоа едва не разрыдался, представив себе эту трогательную сцену. Но Дрена что-то не спешила к нему с извинениями.

Через неделю Жанаина накормила его с ложечки, погладила по голове, приласкала. Оливия заставила побриться и принять ванну. Пессоа больше не мог не видеть Адреалину. Он умирал от горя. Он не сомневался, что она тоже страдает, но не придет первая из гордости. И потом, ведь это он уличен в измене, а не она. Дрена конечно же тоже лишилась аппетита, лежит в спальне у Фреда и ждет его. И Пессоа помчался к ней, забыв обо всех обидах.

Дверь ему открыл озабоченный Фред и тут же снова уселся за машинку, предоставив их самим себе. С кухни доносились шипение сковородок, аромат бифштексов и пение Адреалины. Пессоа стоял как громом пораженный.

— Что я вижу? — вскричал он. — Я-то думал, что она тоскует в разлуке, как и я, терзается угрызениями совести, а она преспокойно готовит себе еду. Да у тебя не сердце, а кусок льда, Адреалина!

— Что ты имеешь против моей еды? Ты хочешь, чтобы я вообще не ела? — отвечала Адреалина, с аппетитом жуя сочный бифштекс. — И как ты вообще посмел явиться сюда, крокодил, после того как увязался за другой девчонкой?

— Господа! Вы мешаете мне работать, — напомнил Фред.

Но Пессоа и Адреалина забыли обо всем на свете, громко выясняя свои отношения. Они высказали друг другу много обидных слов. Пессоа — об идиотской ревности Дрены. Дрена — о его непроходимой глупости и самомнении. Вообразил себя неотразимым мужчиной, длинный, нескладный урод. Просто новая красотка его отшила, и он решил вернуться к старой подруге.

— Этого я тебе не прошу, Адреалина! Я сейчас уйду. Я уже ухожу! — трагическим голосом произнес Пессоа. — Ты будешь умолять меня вернуться, грозить самоубийством, но я никогда не вернусь!

— Вали отсюда, Казанова! — равнодушно бросила Адреалина, гремя тарелками.