Тропинин

Руководя учениками изо дня в день, постоянно бывая в классах, Тропинин не оставлял в покое и учителей. Рамазанов приводит слова художника к преподавателям: «Ученики-то вот в классах одни, а вы, получая здесь жалование, разъезжаете по городу на посторонние уроки!» Бывая на занятиях и постоянно наблюдая за учениками, Тропинин делал все это по своему личному побуждению, не числясь официальным преподавателем. Василий Андреевич соглашался поступить в класс и, несмотря на скудность его средств, брался преподавать совершенно бесплатно, поставив единственным условием, чтобы за казенную квартиру ему не пришлось платить более двухсот рублей в год, которые он платил, живя на Ленивке. «Тогда буду заниматься с учениками, и из класса меня не выгоните», — говорил он. Однако некоторых из преподавателей, и прежде всего помощника директора А. С. Добровольского, страшила перспектива постоянного надзора со стороны честного, принципиального Тропинина, и он ответил Василию Андреевичу, что условия его приняты быть не могут.

Но Тропинин, и не числясь преподавателем, до конца дней продолжал по мере сил следить за классом, а потом и за Училищем, помогая его ученикам и советами и своим примером. «Он был так же полезен классу, что и законный преподаватель», — свидетельствует тот же Тучнин. А принимая во внимание, что в профессиональном отношении Тропинин был значительно выше «законных» учителей, то роль его в воспитании будущих художников надо признать особенно значительной. В Училище, очень бедном подлинными художественными произведениями, картины Тропинина служили многие годы оригиналами для копирования.

Тропинина в Московском Училище застал еще В. Г. Перов, поступивший туда в 1853 году. Преподаватели Училища В. С. Добровольский, И. Т. Дурнов, К. И. Рабус были близкими его друзьями. В совместных беседах, в тесном общении вырабатывались их взгляды на искусство, их методы работы, которые положили основание новой, более прогрессивной по сравнению с Петербургской Академией художеств системе обучения. И хотя имя Тропинина не значилось в протоколах совета Училища, когда принималась и обсуждалась новая программа, в ней нашли отражение и его мысли. Выработанная им система преподавания, в основе которой лежало изучение натуры, вошла в повседневную практику Училища. В 1850-х годах твердо сложившаяся система взглядов на искусство живописи, обоснованное художественное мировоззрение Тропинина являлись опорой для передовых преподавателей Училища в их борьбе с проявлениями позднего классицизма, за естественность и простоту искусства. Таким образом, базой для возникновения московской школы в живописи явилось, с одной стороны, демократическое и реалистическое искусство Тропинина, а с другой — передовое мировоззрение прогрессивной части русского общества, сформировавшееся в первой четверти XIX века.

Согласно теории, выдвигавшейся Орловым, искусство не только призвано доставлять наслаждение и развивать изящные чувства — оно дело государственное и служит просвещению. Если с этой точки зрения проанализировать творческий метод Тропинина, то станет ясно, что не в «угоду безвкусным заказчикам» приукрашивал он в портретах своих современников, а исходя из своего понимания идеала, глубоко веря в благотворную силу искусства.

XIII ПАТРИАРХ МОСКОВСКИХ ЖИВОПИСЦЕВ

В декабре 1835 года в Москву проездом из-за границы в Петербург приехал Карл Павлович Брюллов. Любители искусства были хорошо осведомлены об успехах в Риме его картины «Последний день Помпеи», где художник приравнивался к великим старым мастерам, о триумфе, которым сопровождалась демонстрация картины в Париже. Приезд его вызвал небывалое воодушевление не только среди московских любителей искусства, но и во всех столичных гостиных.

Это событие послужило поводом для ряда воспоминаний и записок, из которых узнаем мы и кое-какие подробности о жизни Тропинина. Вот что пишет Егор Иванович Маковский, любитель искусства, занимавший должность бухгалтера Управления Кремля: «С переездом Карла Павловича ко мне в Кремль начинается совершенно новая жизнь. Я был в приятельских отношениях с известным академиком Василием Андреевичем Тропининым, жившим тогда у Каменного моста, в доме г. Писарева. Мы навестили художника, и Карл Павлович стал чаще посещать Тропинина, где всегда без закуски нас не отпускали» [49].

В последний год жизни, поселившись в собственном домике в Замоскворечье, с грустью вспоминал старый художник дом на Ленивке, где прошла половина его жизни, целиком отданная искусству. «Да и дверей-то тех нет, помните…» — говорил он пришедшему его проведать Рамазанову. Двери тропининской квартиры были сплошь исписаны дорогими его сердцу именами художников и друзей, не застававших хозяина дома. Чаще других здесь повторялись надписи крупными буквами: «Был К. Брюллов», «Был Витали». Не было у дверей лакея, не было заведено оставлять визитные карточки.