Тропинка к дому

На одну из свай (ветер ли, птица ли занесли его) угодило зернышко цветка. И зацепилось. И проросло. И вот на самой границе лета с осенью, когда ночи обжигает холодок, взлетел над водой зеленый тонкий, упругий стебелек иван-чая и загорелся, запылал ярко-малиновым. Далеко виден, Любуется им речка Покша, любуется небо, поречный хвойный лес, любуюсь я, да, наверное, приплывают поглядеть на диво дивное и рыбы.

Горит, пылает огонек над водой…

ГРОЗДЬ КАЛИНЫ

Еще в один из последних своих грибных походов я приглядел за Зайцевским полем куст дикой калины. Сильные ветви были щедро унизаны красными гроздьями ягод. Среди редких листьев яркие, огневые гроздья делали куст калины нарядным и приметным. Потянулся к ветке, сорвал ягодку, раздавил во рту, а она хоть и была сочна, но горчила. «Приду по морозцу. Уж он-то посластит ягоды!» — так решил.

Рано нынче объявились морозы, выпадали снега, но осень упорно не желала уступать зиме, морозы утрачивали силу, сменялись теплом, снега таяли, и опять местами зеленела трава, обнажались дороги, тропинки, рушились ледяные забереги на речке Покше… Кто-то ворчит на изменчивую погоду, а мне нравится, когда в природе неспокойно, все-все в ожидании больших перемен, все в напряжении; в такие дни сразу оценишь и простор поля, и свежесть воздуха, и тепло дома, и тепло своей одежды.

Сегодня собрался за калиной. Сразу за околицей деревни тихо, без ветра пошел снег; еще на высоте взрослого дерева можно было выбрать себе снежинку и следить, следить за этой «своей» снежинкой: вот она медленно летит, меняет направление, касается других снежинок и садится наземь к подружкам — теперь сама принимает новых подружек. А может, покинув небо, она грустит о нем…

Какую музыку принесла с собой эта снежинка? Или строгую музыку зимы, или музыку весеннего шального ручья?.. Пока нет ответа. Но снеговое облачко кончилось. Каково же было мое удивление, когда через сотню метров, перед оврагом, я увидел горячий след лисицы: он резал поле и мою дорогу и, видать, только-только нырнул в ельницу. Мышковала лисица? Или ищет лежку зайца? Косой вырядился в новую пышную белую шубку — вот бы похвалиться перед сорокой, белкой, лосихой, ан гулять в ней остерегается: на зеленой траве, на черной пашне далече приметен и другу, и недругу. Пока маловато белых холстов, чтобы застлать все поле.

А ведь и сейчас, без богатых красок лета и первоначальной осени, по-своему все красиво: и поле, и строгий лес, и черная, влажная проселочная дорога с рубчатым тракторным следом (недавно проехал), и березка на повороте с одним-единственным листиком на маковке. Сколько свежести, чистоты, тишины, и как глубока и мудра задумчивость земли, деревьев, неба, как впечатляет и радует эта новизна во всем!

Над Зайцевским полем когда-то ликующе, влюбленно пели жаворонки, из теплого ржаного разлива призывно подавали голоса чуткие перепела, над его просторами в солнечном небе щебетали ласточки. Где сейчас эти песни лета?.. Где? Их хранит поле, и от этого ему чуточку теплей под снегом; их хранят деревья, что стоят на его закрайках; они живут, живут тревожно и радостно и во мне…

Вот и знакомые сторожевые сосны — сколько лет охраняют они поле! В лесу сумрачней, а какие запахи — палой листвы, грибов, снега. Вот и заветная калина. Но что это? Какие-то чистые нежные голоса доносятся оттуда. Ближе, ближе, и все прояснилось: опоздал я собрать ягоды калины. И то правда: природа всегда кому-то подает помощь. Оказывается, о заветном кусте знал не один я. Стайка свиристелей, красивых птиц, с ярко-малиновыми лепесточками на крыльях и дымчатыми чепцами-хохолками на головках, вольготно угощалась огнисто-алой спелой ягодой. Заметив меня, свиристели снялись и перелетели в глубь леска… Одна гроздь красной калины, помягченная морозцем, досталась и мне. Ягоды были студены, но несказанно ароматны.

Я возвращался в деревню. Подмораживало. И опять снежинки порхали в воздухе, как всегда в эту пору предзимья.

ОХАПКА ЛУГОВОГО СЕНА

За банькой у наших соседей поставлен округлый стожок сена; сверху его прикрыли полиэтиленовой пленкой. Сарай-сенник доверху набили, вот и выехали на простор. А у других вблизи удворины и по два стожка.

Богаты нынче сенокосы в наших северных местах центра России: выкашивали и заливные луга, и лесные поляны, и заросшие проселочные дороги, и пустыри. Впрок запаслись сеном.

Улежалось под крышей в сарае сено, да уже и поизрасходовали сколько-то для коровы, телка и овец, и вот соседи стожок за банькой тронули. Был он светло-зеленый, а местами даже серый — выгорел на солнце, посечен дождями, очесан, обдут и уплотнен ветрами, но это снаружи. А как распечатали, так и увиделось темно-зеленое шелковистое сенцо.

Несет молодуха охапку лугового сена, и так сладко, ароматно, дразняще запахло сразу. Бог ты мой, что за запах, ни с чем не сравнимый и такой бодрящий! В одной этой охапке смешались овсяница луговая, лисохвост, горошек мышиный, нивяник, василистник, подмаренник, валериана; и летнее, горячее солнце, и теплые дожди, и ветры, и росы.