Тропинка в дивный сад

Синее. Первая строчка катрена.
Еще не море, уже и не пена.
Дожизни вода. Но в ней уже длится
то, что пишу я на этой странице,

то, что взлетит непослушным вихром

в небо без ножниц – в нем кобальт и хром.
Небо довремени. Синь без белил.
Но в клетку вонзили уже хлорофилл.

В ручку мою уже влиты чернила,

в блеске слюды уже зреет черника.
Шорох ветвей, не дождавшись до завтра,
прет из видавшего виды базальта.

А из лазуревой пасти залива

тянутся мхи, расторопша и слива.
Синее выжгло себя для другого.
Стало невидным и тайным, как слово.

2. Зеленое

Зеленое. Способ пробиться и лечь
не хлебом единым, но в жаркую печь
плавильного летнего неба. Травой
коросту земли пробивать головой,

ветвями царапать безлунную мглу

и красным шиповником сдобрить иглу,
пугать ластоногих трепетом лилий,
бамбуком чертить бессмыслицу линий.

Пора. Эта песня нами допета.

В кадастрах садов обезумело лето.
В мокрых стволах одноногой березы
рвет себя сок, как бутыль на морозе.

Кружится солнце туда и обратно.

Деревья в лесу безмолвны, как правда.
Грачонка перо, что похож на комок,
с убийственным грохотом падает в мох.

3. Желтое

Желтое. Свет при отсутствии света.
Корчатся в озере призраки лета.
Голых деревьев глухие пилястры.
На жухлой траве горящие астры.

Плавают кляксы оранжевых листьев.

И бегают в парке контуры лисьи.
Осень. Агония отзвуков лета,
оторопь веток до звона скелета.

Оторопь неба, простудность глотаний

льдистых ветров и дождей бормотаний.
И камышей худосочных стропила
изморозь словно гвоздями прибила.

Желтое лезет к себе за подкладку,

сама на себе же ставит заплатку.
Лес в коматозе забвенья. И вот
корабль природы на север плывет.

4. Белое

Белое. Это уже не намек, но
снег или стыд, что стучится к нам в окна.
Отблеск конца при отсутствии смерти.
Не голос, не тишь. Уже что-то третье.

Снег. Он улегся чистым белым листом,

намекая: может, когда-то, потом…
Свет, отразившись, останется светом.
Жизнь, завершаясь, не сгинет. При этом

нам путь к красоте преграждает зима.

Преграда съедает себя же сама.
Поземка метет и небо, как вакса.
Время любить и собой любоваться.

Время последних катренов. И хлебом

не с кем делиться. За домом, за хлевом
белоесчернымичерноесбелым.
Все пишется слитно почерком беглым…

Ночной крик василиска