Тропинка в небо<br />(Повесть)

— Смотри, Марий, какой роскошный вокзал отгрохали, — нащупал он наконец очередную тему. — Даже есть отдельный зал для офицеров. Вот станем летчиками, приедем в отпуск и — пожалуйста… для нас… А потом выйдем в город и поедем в спецуху…

Хоть и сладостно было мечтать о будущем, практичный Манюшкин ум противился беспочвенным фантазиям.

— Вряд ли мне понадобится в Днепровск.

Архимед сник.

— Ну… в жизни все может быть — попадем в одно училище, потом в одну часть, и я приглашу тебя… как своего однополчанина, скажем, провести отпуск у меня в деревне. Неужели откажешь?

Тут тоже было много «допустим» и «если», и Манюшка только иронически-снисходительно покивала головой — ну, ну, чем бы дитя не тешилось…

Смеркалось. Потянуло прохладным ветерком. В какой-то момент наступила тишина — трамваи не пришли на кольцо, проходящие автобусы где-то задержались, смолкли и другие звуки цивилизации. Слышались только шелест листвы да попискивание птиц.

— Ах, как хорошо! — прошептал Вася. — Прямо невыразимо… Кхе, кхе… Пойдем-ка лимонадика дернем до такому случаю. Только чур — я угощаю.

— Другой бы спорил, а я — пожалуйста.

Попив воды у ларька, они собрались вернуться на свою скамейку, но тут внимание их привлекла черная колонна, выползавшая из улицы Петровского на привокзальную площадь. Плыла незнакомая песня на чужом языке. Манюшка и Вася подошли поближе. Люди в колонне одеты были кто во что: в спецовки, вязанки, пиджаки, русские военные гимнастерки и немецкие мундиры без знаков различия.

— Немцы, — сказал Вася. — Пленные.

Молодые, средних лет и совсем пожилые, они шли неторопливым «цивильным» шагом, не в ногу, и пели нестроевую грустную песню. Лица у большинства были хмурые, сосредоточенные. Один — низенький, в ватных брюках военного образца и в истрепанном немецком мундире, с каким-то странным сооружением на голове, напоминающим чалму с козырьком, повернул к ребятам горбоносое, побитое оспой лицо и поделился:

— Нах хаузе. До-мой.

— Скатертью дорога, — махнула рукой Манюшка.

Немец закивал, благодаря, а она повернулась и пошла прочь. Ей стало так, будто ее отколотили, а потом, затаив насмешку, извинились и ушли восвояси. Матвиенко, догнав ее, сказал, словно продолжая спор:

— Кое-что они поняли все же…

— Может, и поняли, — глухо отозвалась она. — Но они… хорошо порезвились тут у нас, поразбойничали… в меня вот только случайно промахнулись… А теперь едут домой, к своим киндерам и фрау… Я им никогда не прощу! — сквозь стиснутые зубы сорвавшимся голосом выдохнула она.

— Но ведь… не мстить же, — виновато сказал Вася.

— Как им теперь отомстишь. — Она ускорила шаги, давая понять, что не желает продолжать этот горький разговор.

Вернулись на старое место и долго сидели молча. Стемнело. В сквере было скудное освещение и мало людей. Видимо, это подбодрило Васю. Пробормотав: — А я ведь тебя и не поздравил как следует, — он неловко обнял Манюшку и поцеловал прямо в губы.

Оторопев от неожиданности, она сначала не оказала сопротивления. Это поощрило Архимеда, и он поцеловал ее еще раз. Тут Манюшка пришла в себя, с силой оттолкнула «соблазнителя», вскочив, размахнулась и закатила такую гулкую оплеуху, что на ближайшем дереве встревоженно загалдели разбуженные птицы, а у Васи с головы свалилась фуражка.

Быстрым шагом Манюшка поспешила к трамвайному кольцу. Внутри у нее все кипело. Черт знает что! Прямо как осатанели! Только и разговоров, что про девочек и про любовь! Но ведь люди-то они военные, должны уметь держать себя в руках… Даже Васька туда же: всю дорогу что-то такое бормотал, бормотал про совместный отпуск и, наконец, на — как шулик из-за тучи на цыпленка. Хоть стой, хоть падай!

Сравнение Архимеда с разбойником-шуликом — а она, выходит, беззащитный цыпленочек — рассмешило Манюшку. И, стоя на задней площадке трамвая, она вглядывалась в заоконную темень и колебалась: может, вернуться? Треснула его дай боже, небось, до сих пор голова гудит, — и бросила. Видать, и в самом деле натура у него эмоциональная (Лесин всенародно так его охарактеризовал), а значит, всего можно ожидать. Вдруг еще что выкинет.

В конце концов Манюшка решила сойти, но тут Вася появился в трамвае. Печально морща лоб, встал рядом и уткнулся носом в окно.

— Опасный ты человек, оказывается, — сказала Манюшка миролюбиво. — Я бы с тобой в разведку теперь не пошла.

— Да я ж просто так, — промямлил Вася. — Я ж как сестренку. Даже как брата. Поздравил с днем рождения. А ты сразу убить готова…

— А, ну если как брата… Зачем же тогда два раза? — хмыкнула Манюшка.

Вася уже начал отходить, в голосе его появилась лукавинка:

— Один раз как брата, второй — как сестру.

— И еще ведь хотел!

— Хотел еще как друга. И как будущего однополчанина.

— Но я же не знала. Предупредил бы хоть. Я б, может, сама тебе щеку подставила… В общем, если хочешь со мной дружить, выкинь из головы эти глупости.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Для хорошего ученика экзамены — праздник. Манюшкина артель