Тропинки к паучьим гнездам

— Алексей, когда сменяются наблюдатели в мониторной комнате?

— Каждые восемь часов, — счастливо улыбаясь, ответил он.

— Когда тебя ожидает Федор?

— Где-то через полтора часа…

— Конкретнее, Алексей. Скажи время… — настаивал прекрасный голос.

— Обычно к 17.00 я выхожу…

Он услышал, а может ему послышалось, отдаляющееся «Отлично». Он хотел рассказать еще многое о своем детстве на берегу Клязьмы, о своей первой любви, которую так и не смог забыть, о том, как до омерзения боится пауков… рассказать одну веселую, и одновременно постыдную, историю, о которой знают только в архивах «конторы», как ему пришлось с целью вербовки стать геем, работая в вашингтонской резиденции… Но его накрыла глубокая темнота, и постепенно пульсация желаний затихла…

16

Я в прострации наблюдал на мониторе за схваткой Степана с полковником. Когда тело Кравцова обмякло и упало на пол, старик поднес палец к уху, и у меня в голове раздался его голос:

— Запри входную дверь на замок, оставь в мониторной все, как есть и приходи сюда.

Я послушно вышел в коридор, запер входную дверь на два щелчка и подошел к двери номера, где, я был уверен, меня ожидают новые ужасы. Мой мозг, как замороженный, не способен был больше эмоционально реагировать на происходящее, и я просто отстраненно фиксировал череду событий, молча и тупо выполняя приказы, звучащие в моей голове из наушника.

Когда я вошел в номер, тело полковника уже лежало на кровати, и на локтевом сгибе старик заканчивал устанавливать пластиковый катетер с синим колпачком. Под рукой Кравцова валялась уже не нужная силиконовая трубочка, использованная, по-видимому, в качестве жгута. В комнате остро воняло какой-то химией.

— Это запах Хлорэтила, — не отвлекаясь от работы, сказал старик, реагируя, наверное, на звук моего судорожного вдоха. — Скоро станет слабее. Возьми тряпку, там на полу и выбрось в другую комнату. Любую комнату… здесь никого не должно быть. Я молча взял остро пахнущую тряпку и вышел из номера, стараясь не смотреть на кровать.

Когда я вернулся, старик со шприцом в руках, наполненным белым содержимым, мило беседовал с полковником. Время от времени он вводил шприцом препарат через катетер и продолжал тихим, вкрадчивым и доброжелательным голосом задавать вопросы. Кравцов лежал на кровати с выражением абсолютного блаженства на лице. Его мутный взгляд выражал восторг, умиление и какое-то по-детски щенячье восхищение своим собеседником.

«… к 17.00 я выхожу…» … голос полковника звучал совершенно счастливо и как-то заискивающе.

«Отлично». Старик произнес это слово, как будто поставил точку. Он взял заполненный шприц и полностью ввел его содержимое в вену. Новая волна ужаса начала подниматься во мне. Я не хотел видеть продолжение этого «представления», но парализованный зрелищем, не мог отвести взгляд.

За первым шприцем последовал второй, за вторым третий. Коробка с ампулами была полностью опустошена. Кравцов перестал дышать, и вместе с наступившей синюшностью, его счастливая улыбка превратилась в жуткую гримасу. Глаза остекленели, голова безвольно запрокинулась.

Ноги мои стали ватными, и я понял, что если не сяду в кресло, то потеряю сознание. Старик повернулся ко мне:

— Вставай. Вставай быстро!

Я безвольно мотнул головой. Этот престарелый ангел смерти, так равнодушно по-деловому раздающий небытие, внушал мне не меньший ужас, чем все остальное, происходившее со мной в последнее время.

Старик повернулся к столику с напитками, стоящему в центре номера. Подошел к нему, взял бутылку «Макаллана», налил почти полный бокал и протянул мне.

— Быстро выпей. Мы теряем время. Ты не опьянеешь. Адреналин не позволит. Пей до дна… Просто собьет панику, и ты успокоишься.

Он произнес это голосом доктора, прописывающего лекарство.

Я взял из его рук бокал. И, не ощущая ни вкуса, ни запаха, просто осушил его одним судорожным глотком. Волна тепла прокатилась сверху вниз.

Старик подошел ко мне и потянул за плечи. Я привстал, с безотчетным ужасом следя за его руками.

— За мной. В комнату слежения.

Пока я медленно вставал, он быстро собрал в барсетку пустые ампулы и шприцы, провел тряпкой, смоченной спиртом по каким-то, только ему ведомым поверхностям, открыл дверь и нетерпеливо посмотрел на меня. Мы вышли из номера, который так успешно Степан превратил в склеп для двоих.