Читаем Тропинки в волшебный мир полностью

— Много, даже не сосчитать! — хором ответили ребятишки.

— Правильно! — согласился дед Никита. — Сосчитать трудно. А вот когда летом в каждой семье скопится до 80 тысяч пчел, то и считать гораздо проще. Если каждая пчела слетает в поле только два раза, вот вам и кило меду, да еще с лишком! А в летный погожий день каждая пчелка сто раз слетать может, Посчитайте, сколько будет меду? А вы говорите, зачем на пасеке много пчел, Что ни больше, то лучше. Пчелы, они семейственность любят, коллектив, вот дела-то у них и идут. Подрастете, ребятишки, будьте трудолюбивы, дружны и мирны, как пчелы. Тогда всем на земле хорошо будет. А сейчас давайте чай кипятить.

Квартальный чай

И я там был, и мед я пил…А. Пушкин

Любил дед Никита угощать ребят чаем. Какой бы гурьбой ребятишки к нему ни пришли в лес, он всегда встречал их радушно, как настоящих гостей. Усадит всех на лужок, расскажет что-нибудь интересное, поучительное, а потом непременно скажет:

— Погодите-ка, ребятишки, сейчас я вас квартальным чаем угощу. Хороший чай, страсть!

Был у деда Никиты для таких случаев ведерный чайник из жести. Вскипятит он в нем воды на костре, принесет из омшаника пучок какой-нибудь травы, пустит ее в кипяток и, налив всем по стакану такого «чая», потчует:

— Пейте, пейте, дети. Квартальный чай очень пользительный для здоровья. С него вы большие вырастете.

Дети с аппетитом пьют этот чай и, конечно, тоже нахваливают чай у деда Никиты и на самом деле получался хороший: душистый и приятный. Не могли ребята понять только одного: почему же он все-таки квартальный?

Однажды кто-то из ребят осмелился и спросил:

— Дедушка, ты вот заварку разную кладешь, то из малинника, то из черносмородинника, то из брусничника, а чай у тебя всегда получается одинаковый, квартальный. Это почему, а?

Дед засмеялся.

— Эх вы, глупые, — сказал он, — чай-то ведь этот по лесным кварталам растет, поэтому и называется квартальным. Если хотите знать, лучше такого чая в мире нет!

Ну, в качестве ребятишки не сомневались. Им тоже так казалось, что лучше дедушкиного чая нет, потому что он с, медом, да еще квартальный.

Муравьи-скотоводы

Век живи — век учись!

Народная поговорка

С рыжими лесными муравьями у деда Никиты этой весной целая история вышла. Повадились они в ульи за медом лазить. Растаскивают пчелиные запасы, да и только, и ничего с этими грабителями поделать нельзя. Пчелы тоже осиливают их. Муравьи хотя и маленькие, но увертливые и смелые. Они даже сами нападали на пчел. Несколько муравьев схватят пчелу, замучают ее и тащат к себе в гнездо. Дед Никита не раз наблюдал такие сценки…

Однажды старик вышел из себя от муравьиных злодеяний. Он попросил ребятишек отыскать вокруг пасеки все муравьиные кучи и сжечь их. Ребятишки охотно взялись за это дело, только выполнить его им не удалось. Едва они подожгли первый муравейник, как откуда-то появился лесник Емельян и запретил в лесу разводить огонь. Лесник не знал, что ребята помогают пасечнику, и, решив, что они просто палят костер ради озорства, даже не поинтересовался у них, для чего они жгут муравьиную кучу. Ведь весной деревенские ребята любят бродить по лесу и палить костры, так чего же тут спрашивать. Гнать в шею, чтоб не подпалили лес. Таково мнение лесника было и насчет помощников деда Никиты.

Тогда старик придумал другой способ. Он принес из села ведерко с дегтем и намазал им все колышки, на которых стояли ульи. Только этим и спас мед от муравьиных набегов.

Но вскоре дед Никита столкнулся с муравьями опять.

В прошлом году осенью посадили они с дедом Афанасием на пасеке три десятка молоденьких яблонь. Весной все они принялись и распустили листочки. На кончиках веток появились нежные зеленые побеги. Пчеловоды радовались, глядя на яблоньки, и мечтали о том, когда соберут с них первый урожай.

Но не успели веточки дать и по второму листочку, как на них напали целые колонии зеленых садовых тлей. Травить тлей ядами было нельзя: рядом стояли ульи с пчелами, и тли безнаказанно губили на глазах у пчеловодов молодые яблони. Муравьи вереницами сновали по стволам яблонь сверху вниз, окружали колонии тлей, наклонив головки, шевелили сильными челюстями-клещами и, как старикам казалось, с аппетитом пожирали тлю. Старики обрадовались, что муравьи, в недавнем их заклятые враги, теперь оказывали им незаменимую услугу. Зная их трудолюбие, пчеловоды были уверены, что не пройдет и недели, как муравьи очистят им все яблоньки. Особенно восторгался работой муравьев сторож Афанасий. Но дед Никита смотрел на муравьиные вереницы с подозрением и полностью не доверял им.

— Божьи коровки, — говорил он, — те быстро обобрали бы, а муравьи скорее всего от безделья тут бегают.

— Муравьи еще трудолюбивее пчел, — разуверял его дед Афанасий, — и бездельничать им некогда. Раз бегают по яблоням, значит, у них тут какое-то дело есть. Так они бегать не станут.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее