Тропинки в волшебный мир

За дело взялись с шутками и смехом. Я работал в паре с Егором, Антон — с Павлом. Двое носилок взяли девчата.

Дмитрий Николаевич с Сергеем Ивановичем работали в омшанике. Они снимали со стеллажей ульи, "ставили их на носилки, затыкали у них мокрым мохом летки, чтобы пчелы не вылетали не вовремя и не жалили носильщиков. Ходил Иван и показывал, на какие колышки тот или иной улей ставить.

Работали шумно. Несмотря на все старания «подвалыциков», так были прозваны работающие в омшанике, из многих ульев все же выходили пчелы. И хотя они почти не жалили, а стремились скорее полетать, облететься, многие, особенно девушки, боялись и всякий раз, когда из улья выходила пчела, поднимали визг, ставили носилки на землю, не донеся их до колышков. Пчелы после длинной зимы мало обращали внимания на людей и были настроены менее агрессивно, как это нам казалось. Они тут же поднимались в воздух, с торжественным жужжанием делали круги над пасекой, припоминая место, наслаждаясь весной и солнцем.

Михаил тоже ходил по пасеке и поправлял на ульях крышки, смотрел, правильно ли поставлен улей, и, если находил что не так, звал Ивана, и они вдвоем поправляли его.

Часам к десяти весь пчелиный городок в полном своем составе, как для весеннего парада, был выставлен на солнечной лесной поляне. Михаил с Иваном ходили от улья к улью и открывали летки, записывая в тетрадь, дружен ли облет пчелы.

А облет был хороший. Едва Михаил открывал задвижку летка или вынимал из него мох, набитый в омшанике «подвалыциками», как пчелы прямо кубарем начинали вываливаться на прилетную доску и в веселом танце кружиться над своим ульем.

Над всей пасекой установился слаженный гул, разносившийся далеко вокруг, словно над пасекой беспрерывно и однотонно гудели туго натянутые струны. Пчелы, вырвавшись на волю, торжественным гулом славили весну, тепло, солнце.

Они тут же опускались около луж и, высунув блестящие, словно лаковые, хоботки, жадно сосали воду. Многие уже кружились над цветами мать-и-мачехи, медуницы, над цветущими вербами, собирая первый нектар.

Даже не верилось, что на этом самом месте, где стоит сейчас большой пчелиный город, мы три дня назад стреляли вальдшнепов. Кажется, что пасека стоит тут вечно и никогда никуда не убиралась, и в то же время чувствовалось, что все это ново, еще не обжито.

Мы сидели на завалинке пасечного домика в тени, курили и любовались первым облетом пчел после зимы. Был он не только сильным и дружным, но и каким-то веселым. Многие пчелы, видимо опьянев от весны и солнца, в своем веселом и бесшабашном полете залетали, словно невзначай, в темные и еще холодные сени избушки, но, тут же поняв, что делать там нечего, стремглав вылетали обратно…

Иван позвал нас в избушку и стал угощать всех медом, по очень древнему, но сохранившемуся на всех пасеках и до сих пор обычаю. Мед был прошлогодний, перезимовавший и засахарившийся прямо в сотах, необыкновенно вкусный и приятный. Во всяком случае мне он показался намного вкуснее свежего, летнего, только что вынутого из ульев, еще теплого меда. Тот мед особо приторный и начинает быстро щекотать в горле, а этот ничего подобного не вызывал. Иван, словно ветчину, резал его большими кусками.

Окна и дверь в избушке были раскрыты настежь. На подоконниках стояли стеклянные банки с букетами сон-травы и медуницы. Широкий липовый стол для такого случая был до белизны выскоблен.

Иван принес из омшаника дубовый бочонок с кислушкой — немного хмельным напитком, сделанным из меда и старых перговых сот. За столом только при одном виде этого бочонка сразу же стало шумнее. Кислушка удалась на славу. Она была холодная, кисловато-сладкая, освежающая.

Каждый, пригубляя стакан, поздравлял пчеловодов с выставкой, с хорошей зимовкой, желал собрать летом как можно больше меда.

— За все хорошее, Ванюшка! — кричал с противоположного конца стола Дмитрий Николаевич. — Чтоб возить и не перевозить вам все лето мед.

— Спасибо, спасибо, — откланивался каждому Иван, — пейте на здоровье!

Уходили мы с пчельника перед обедом На улице было не то чтоб тепло, а даже жарковато — так сильно припекало солнце. Леса дрожали, окутанные тончайшей голубой дымкой испарины. Серые лощины курились. Пахло лесной прелью, землей, нагретым лесом, и все это перебивал и сдабривал какой-то особый, ни с чем не сравнимый запах весны.

Пчелы неистовствовали. Над пасекой и далеко вокруг стоял невообразимый гул. Цветущие вербы прямо гудели от множества кружившихся над ними пчел…

^— Праздник сегодня у них, — показав на ульи, сказал Сергей Иванович, старый пчелиный колдун, как звали его все на хуторе, и заулыбался от собственного довольства, весны и солнца. — Праздник весны. Ишь, как радуются…

— Это верно, что праздник, — согласился с ним Павел Чернышев. — В такой денек и людям-то всем праздник, не то что пчелам аль там птицам.

— Сейчас на зорях глухари, наверное, заливаются, — заметил Дмитрий Николаевич. — Зори теплые, ясные…