Читаем Тропинки в волшебный мир полностью

Добычу с большим удовольствием взял у меня Сергей Иванович на чучело для огорода.

— Давно я такого подстерегал, да все убить не приходилось, а для огорода страсть как нужно. Цыплята одолевают.

Утром мы пошли в лес вдвоем с Дмитрием Николаевичем и как-то потеряли друг друга.

Перед обедом я вышел на опушку и был изумлен развернувшейся предо мной картиной. Дул теплый ветер. Ярко светило солнце, и с запада, обкладывая все небо, шли черные грозовые тучи с седыми космами ливня. Тучи походили издали на гигантские горы, высившиеся на горизонте. Время от времени там вспыхивали молнии, и до меня доносились глухие раскаты грома.

Я вдохнул полной грудью этот чудесный напоенный особой прелестью предгрозовой воздух. На память как-то сами по себе пришли тютчевские строки: «Люблю грозу в начале мая…»

А гроза между тем приближалась. Я стоял на опушке среди молодых березок и зеленеющей озими и с интересом смотрел на исполинскую игру стихии. Я забылся, и на минуту мне показалось, что вижу какую-то незнакомую голубую страну с неприступными скалами в горах и туманами понизу. Я видел эту страну с городами и селами через закраек туч, и все это казалось мне настоящим, одушевленным: так выразительно было создано. Там, в высоких горах этой голубой страны, шла исполинская битва, и до меня доносился неимоверный грохот. На землю вместе с этим грохотом летели обломки тонких добела накаленных стрел.

Я хорошо представил себе битву в горах и до того забылся, что не заметил, как меня в один миг накрыло проливным дождем! И сразу же куда делись горы, небесные города! Я словно отрезвел, согнулся и, будто крадучись, пустился вдоль опушки к хутору Пока добежал до дома, на мне не было ни одной сухой нитки: так был силен этот первый весенний дождь!

Дмитрий Николаевич оказался уже дома. Они стояли с Михаилом на крыльце и любовались, как дождь обмывает первую травку. Лес скрылся за сеткой дождя, в лужах булькали пузыри. Сразу почернели крыши домов, заборы.

— Хорош дождичек! — восхищался Михаил. — Зелень теперь пойдет недуром. За три дня леса не узнать.

К вечеру дождь перестал, выглянуло солнце, и мы собрались на тягу вальдшнепов.

— После дождя, — говорил Михаил, — вальдшнеп будет тянуть непрерывно.

Как и в первую тягу, к нам опять присоединились Антон и Ванюшка. Но тяга не удалась. С вечера над порубкой протянула одна только птица, да и то как-то вяло, не азартно, а после нее до самой ночи не показалось ни одной. Мы простояли до темноты и ни с чем пошли домой. Ничем не показывали себя и другие птицы. Было тихо в лесу, словно недавний дождь смыл здесь все живое.

— Это к погоде, — заметил Дмитрий Николаевич. — Должно, похолодает или ненастье надолго уставится.

— Похоже, — согласились с ним остальные. Угнетенность леса действовала и на нас. Все молчали и только скупо отвечали на вопросы друг друга. Да и говорить не хотелось. На небе горели далекие и холодные звезды.

Предсказание охотников сбылось. Утром вставать не хотелось, и мы долго провалялись в постели. Небо было сплошь затянуто тяжелыми, низкими тучами. Моросил мелкий, осенний дождь.

Три дня мы просидели дома, а погода не улучшилась. По ночам выпадал снег, днем — дождь.

Пробовали кое-чем заняться. Зарядили все пустые гильзы, до блеска вычистили ружья, брались читать, выходили на крыльцо курить — скучно! Как в воду канули и охотники: никто за эти дни не побывал у Михаила. Подвело и радио: разрядились батареи питания, и мы сидели оторванные от всего мира, как мыши, загнанные непогодой в клетку.

— Что-то вы приуныли, а еще охотники! — шутила над нами Наташа.

На четвертый день пришел Антон.

— Не видать вас на охоте в эти дни, — сказал он, поздоровавшись с нами. — Как пойду в лес — все нет никого, один.

— Неужели ты все еще ходишь? — удивились и в то же время обрадовались мы.

— Хожу, а как же! — спокойно ответил он, словно речь шла о вещах, совершенно для нас безразличных. — Делать-то сейчас совсем нечего, вот и хожу.

— Но ведь дождь. Чего же ты стреляешь?

— А дроздов, — так просто ответил он. — Сейчас они мокрые, далеко не летают, и видеть их хорошо: лес-то голый. К ним близко можно подойти.

— Так каждый день и ходишь?

— Каждый.

— А чего же за нами ни разу не зашел?

— Стеснялся. Вы ведь все смеетесь, что я дроздов стреляю.

— А сегодня ты не пойдешь?

— Собирался, не знаю как, — замялся он.

— А чего бы и нам не сходить, проветриться да разогнать скуку? — предложил я Дмитрию Николаевичу.

— Надо сходить! — охотно отозвался он. — Дрозд хотя и не ахти какая птица, и грешно их стрелять настоящему охотнику, да и закон не велит, но хоть посмотрим на лес.

Михаил, видя, как мы немного оживились, одобрил:

— Чего же, сходите. Я бы тоже пошел с вами, да земля после дождя раскисла, вязко будет деревянной-то ноге.

Мы стали собираться. Антон пошел домой за ружьем.

Я надел резиновые сапоги, брезентовую куртку с капюшоном. Дмитрий Николаевич поверх своей куртки натянул еще широкий Михаилов плащ, под который спрятал ружье. Едва только за окнами мелькнула голова Антона, мы вышли на крыльцо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее