Читаем Тропинки в волшебный мир полностью

— Никаким качественником я у вас больше одного часу не буду, а в сторожах и подавно. Не слушаете старого пахаря, сукины дети, сильничаете землю!

И, круто повернувшись, так и не подняв малахая, старик широко зашагал к селу. Ветер шевелил его седые, редко чесанные волосы. Кто-то из трактористов поднял дедов малахай и, на ходу надевая его на разгоряченную голову старика, уговаривал:

— Плюнь на все, дядя Яков. Ты думаешь, пахать начнут? Сейчас утрут нос этому кликуну и разойдутся. Нельзя же пахать…

— А я что говорю? — вдруг круто повернулся к трактористу старик. — Знамо, что нельзя. Заклекнет земля. Эх, вы! — И он снова широко зашагал к селу.

Новенький ДТ-54, блестя свежеокрашенными бортами, легко взял пятилемешный плуг. Народ потянулся за ним к Ташлинскому лесу. Плуг легко вошел в борозду. Плугарь Святой привычно заработал подъемниками.

— Давай! — крикнул Петр Кузьмич.

Все гурьбой пошли по меже за трактором. С отвалов речной волной повился блестящий, маслянисто-глянцевый чернозем. От перевернутых пластов пошел легкий, едва заметный парок. Повеяло терпким запахом свежеподнятой земли.

— Ну что? — довольный началом и своей нелегкой победой, повернулся к председателю Конев. — Не говорил ли я? Три дня назад можно было начинать, а вы слушаете какого-то выжившего из ума деда. Тоже мне, агронома нашли. Сегодня же пускайте все трактора. С обеда начинайте сев, нечего волынку тянуть…

Но метров через двадцать, в первой же еле заметной лощине, трактор забуксовал. Из-под гусениц полетели пудовые ошметки грязи, с ног до головы забрызгав щеголеватого плугаря. Один ком угодил в лицо Святому, и Мишка кубарем скатился с плуга. Трактор выл, на глазах зарываясь в землю!

— Сбавь газ, черт! — вдруг закричал Михаил Ефимович, словно тракторист мог услышать его. — Сбавь, вылетят поршни!

Трактор в какие-то две-три минуты зарылся по самый радиатор и заглох.

Из кабины выпрыгнул взбешенный Наби. Глаза его злобно горели.

— Какой дурак по такой грязи пашет? Что теперь с машиной делать? Новую машину совсем угробили, — закричал он в толпу. — Старый Ухват правильно говорил — ждать надо.

За спором не заметили, как из лесу вынырнул райкомовский газик. Из машины вышел секретарь райкома Григорий Петрович Малов, седоволосый низкорослый мужчина, старейший партийный работник района, и так же незаметно очутился в кругу спорящих.

— Здравствуйте, честной народ! — приветливо поздоровался он. — Что шумите? — И, заметив затонувший трактор, удивленно воскликнул: — Батюшки! Что же вы тут натворили? Мужики вы, хлеборобы, или кто? Да кто же по грязи пашет? Что по снегу не выехали? Где агроном? Да если бы и не зарылся трактор, все равно пахать рано. Не видите разве, что борозда вслед за плугом оплывает?

— Да это, Григорий Петрович, не наша вина, — начал оправдываться председатель, ища глазами Конева.

Но его уже среди шумевшей толпы не было. Поняв, что хватил лишку, перестарался, он вышел из толпы и, вскочив на свой мотоцикл, бойко запылил к селу.

— Держи его, смутьяна! — крикнул в шутку Семен Золотов. — Укатил!

Конев поступил хитро и тем смирил гнев. Все стали смеяться, шутить — и озлобленности как не бывало.

Григорий Петрович сам обошел поля. То и дело наклонялся, мял в морщинистых ладонях землю.

— Дня через два начинайте и пахоту, и сев. Раньше нельзя. Боронование только не затягивайте, влагу надо закрыть вовремя. Опаздываем, в области ругаются, а что же делать? — как бы оправдываясь, говорил он. — Потом наверстаем.

А дед Ухватов расстроился не на шутку. Еще час назад он шел на стан с весенним волнением и радостью. Старик улыбался солнцу, каждой вытаявшей былинке, наслаждался теплом. Сейчас же он не замечал ничего. Шагая к дому напрямик пашней и огородами, Яков Васильевич, от природы крикливый, ругался на все поле.

— Окаянные! — широко взмахивая руками, кричал он. — Опоганят землю. Поле наше, трактора и прочая техника тоже почитай что наша, а хозяин — сопляк в хромовых штиблетах! И председатель хорош! Бают, качественником будешь, Яков Васильевич. Качеству требовать хочет. Ты сначала послушай старика, что он скажет, а опосля качеству требуй! Канальи! Никаким медом-сахаром меня больше в качественники не заманите! За ваши греховодные дела хотите, чтоб я осенью перед народом ответ держал? Ни в жизнь! Выкусите!

Что ни ближе подходил дед Ухватов к своей избе, то распалялся все больше. То и дело старику вспоминались до боли обидные слова Конева: «Ты, старик, не путайся тут, без тебя разберем…»

Когда старик подходил уже к своему огороду, жена его, случившаяся в этот момент на задах, услышала, с какой воинственной руганью возвращается муж. Хорошо зная, что старик в таком возбуждении без пол-литра не обойдется, шмыгнула было к соседке. Но дед Ухватов вовремя заметил ее и остановил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее