Тропинки в волшебный мир

— Ты, Яков Васильевич, я смотрю, без шуток не можешь. Что ж, это хорошо.

— Какие уж тут шутки, Петр Кузьмич, — стал оправдываться дед. — Истинно тебе говорю. Совсем не едят!

Праздник Первого мая пришел в Мокрый Куст в самый разгар посевной, поэтому и справляли его не днем, а вечером, да и то не всем селом, как обычно справляли здесь все праздники, если случались они в нестрадные дни, а врозь, кто как сумел.

Первым, конечно, встретил праздник колхозный качественник дед Ухватов.

Утром председатель колхоза Петр Кузьмич по пути в правление зашел в магазин за папиросами и там лицом к лицу столкнулся с Яковом Васильевичем. Старик, к удивлению председателя, был уже на взводе и торопливо засовывал во внутренний карман своего засаленного полушубка недопитую водку.

— Ты чего же это, Яков Васильевич, такой горячий день с водки начинаешь? Нехорошо. Все в поле, а ты?

— Истинный господь, Петр Кузьмич, капли в рот не брал! — забожился было дед Ухватов.

Но председатель бесцеремонно разоблачил деда. Старик продолжал оправдываться:

— Как же иначе-то, Петр Кузьмич? В такой день да не выпить, кто может запретить мне на Первое мая немножко согрешить? Ведь это праздник по всей земле, не только на святой Руси. Всякий трудовой народ его справляет, а ты упрекать. Велик денек!

— Так ты и пасху был пьян.

— Был! — подтвердил старик.

— И вот сегодня, на Первое мая. Так ты чего же, все праздники кряду справляешь, и церковные и наши?

— Кажинный божий денек отмечаем, Петр Кузьмич. Без этого нельзя. Пришел я утром со стана, к скотине сходил, в стадо проводил. А тут собрала Авдотья завтрак. Я и баю ей, что грешно, дескать, в такой денек без этого пищу принимать. Старуха моя было вспыхнула, как солома в печи, только я быстро ее успокоил. Численник со стены для полного доказательства снял. Она хоть и баба, а красное число отличает. Видит, и вправду, на численнике праздник. На что уж сердитая насчет выпивки, а четвертную выложила, слова не сказала. Она у меня молодей, — похвалился старик. — На нужное дело сроду не пожалеет.

— Да, дела, — неодобрительно покачал головой Петр Кузьмич. Случись такое с кем-нибудь еще, председатель нашел бы сладу, сумел бы быстро отрезвить, но что ему было делать с семидесятилетним стариком? Воспитывать? Таких уж не учат.

А старик держал его за пуговицу и торопливо доказывал свою правоту:

— В такой божий денек, Петр Кузьмич, не выпить — большой грех на душу себе принять. Еще покойный Лександра Васильевич Суворов постоянно баил: «Век не пей, а на Первое мая займи, но выпей!» Вот оно как, дело-то, обстоит, а ты…

— Это все, может быть, и так, — стал унимать разошедшегося старика председатель, — только нехорошо ведь, пойми. Ведь у нас страда, сев! Мог бы, кажется, и до вечера обождать.

— Ха! — усмехнулся Ухватов. — А какая разница, я вас, спрошу, Петр Кузьмич? Какая? Что утром я встречу праздник, что вечером? Мне старуха за один праздник два раза денег все равно не даст, хоть разбейся. Поэтому и нет никакой разницы, Если я согрешил, скажем, сейчас, то вечером буду трезв, а мне это еще лучше, ведь у меня вечером-то дежурство. Мало мне одной, так вы на старости лет мне две отвалили. Вот и крутись теперь. Даже в божий денек и то отдохнуть не даете, ругаетесь. Но мне наплевать.

С этими словами Ухватов вышел из магазина, и сразу же, едва только захлопнулась за ним дверь, с улицы донеслось его залихватское пение:

Скакал казак через долину,

Эх, да-а-а через маньчжурские кра-а-я,

Эх, да-а скакал он…

— Ухватов заказаковал, — шутили расходившиеся на работу колхозники. — Раненько начал. До вечера, за такой-то длинный день, пожалуй, вдоволь напоется.

К обеду дед Ухватов приплелся на тракторный стан.

— С праздником, люди добрые! С Первомаем! — . заревел он во весь голос, — Гуляй, душа! В году только один такой-то день!

— Ты что же это, Яков Васильевич? И не стыдно тебе? — стал упрекать старика бригадир. — Хоть бы вечера подождал.

— А разве я пьян? — удивленно спросил старик. — Утром, точно, был выпивши, а сейчас ни в глазинке, Михаил Ефимович! Утром меня сам председатель в потребиловке застал. Я было притворился трезвым, да где там, узнал. Наскрозь каждого видит, змей! А сейчас я ничего, на ногах и в силе!

— Какое там ничего. Ты же еле на ногах, старый дурак! — набросилась ца него повариха. — Ну как я с тобой, с пьяной мордой, обед буду развозить?

— Кто это еле на ногах? — козырем пошел на нее дед Ухватов. — Да я, если хочешь знать, сейчас зайца догоню! Вот я каков! Где он? Держи его, куцего!

Дед Ухватов резво было побежал за воображаемым зайцем, но тут же запнулся, упал и, даже не приподняв голову, захрапел на все поле.

— Догнал! — усмехнулся Михаил Ефимович. — Жарь, Марья, зайчатину.

Но, кроме Ухватова, во всем селе в этот день больше не было гуляющих, как это наблюдалось в прошлые годы.

Вечером колхозники встречали праздник. В правлении народу собралось битком. Дым от самокруток не успевал выходить в настежь раскрытые двери, речным туманом висел у потолка, не давая гореть лампе.