Тропинки в волшебный мир

Сейчас суходол занесло снегом почти с краями: вместо глубокого оврага осталась еле заметная впадина, и Володя проехал без труда.

В лесу было тихо. Даже иней, висевший на тоненьких обледенелых ветках, не падал. Деревья, запорошенные ночным снегом, казались сделанными из алебастра. В лесу снег глубокий и рыхлый. Идти стало тяжело…

На пасеке первым встретил Володю Шарик. Он было гавкнул раза два, но, узнав друга, обрадованно заюлил. Володя отвязал лыжи, воткнул их около крыльца в снег и вошел в избушку.

Жарко топилась плита. Дед сидел на перевернутой табуретке и щипал тетерева.

— Ба, Володенька, — обрадовался он, — в гости пришел! Вот молодец-то какой. Ну, проходи, раздевайся. Замерз, поди? Ну, как дома, все живы-здоровы?

— Все, дедушка. Мама вот тебе пирога прислала.

— Ну? Что это она, право, все беспокоится…

Дед, маленький и сгорбленный, с головой, будто отлитой из серебра, засуетился, подавая Володе табуретку и помогая ему раздеться. В глубине когда-то выразительных, а теперь мутноватых глаз затеплился огонек радости, словно родничок на дне большого, но мутного озера.

Сгорбился дед давно, лет десять назад. Сгорбился сразу и уж больше не разгибался. Над ним шутили: «Что, дед, время берет свое?» — «Тело оно, верно, согнет, — отшучивался дед, — как обруч сделает, а душу — шалишь! Душой я и сейчас молодой, будто еще и не жил», И это походило на правду. Дед не унывал, не жаловался на старость, а в работе не отставал и от молодых.

— Дедушка, ты что, на охоту ходил, да? — спросил Володя, показав на тетерева.

— Нет, милый, какая уж мне охота, и так дел по горло. Это сегодня утром прилетала стайка, вон на березу. Ну, я одного и того. Прямо из сеней…

— Дедушка, а ты почему вчера в баню не приходил, а? — допытывался Володя.

— В баню-то? Да некогда было. Вон улей хотелось доделать. Видишь, что тут у меня?

Избушка деда действительно походила на столярную мастерскую. На полу валялись щепки, на стенах висели лучковые пилы, в щелях стен торчали долота и стамески. На комоде, где покойная бабушка любила расставлять вазочки с цветами, стоял новый улей.

Володя разделся, снял валенки и принялся вместе с дедом готовить завтрак. Он любил помогать деду. Особенно ему нравилось потрошить убитую птицу или зайца.

Когда чугунок с тетеревом поставили на плиту, Володя вымыл руки, достал из сумки бережно завернутую в бумагу книгу и, примостившись около окна, углубился в чтение. Дед, помешивая ложкой варево, курил. Он долго смотрел на внука, потом потушил папироску и, бросив окурок в огонь, спросил:

— Что это у тебя за книжка, Володя, занятная небось?

— Книжка-то? Интересная, дедушка. Хочешь, почитаю? Дед, прежде чем согласиться, полюбопытствовал:

— А про что там? Может, не стоит?

— Здесь, дедушка, про Буденного, Семена Михайловича, как он воевал.

— Ну? Про Буденного, говоришь? Тогда давай.

Володя выбрал один особенно ему понравившийся эпизод и, чтобы ввести деда в курс событий, пояснил:

— Здесь, дедушка, говорится о том, как Буденный до взятия города Воронежа послал белому генералу Шкуро приказ, что двадцать четвертого будет принимать у него парад, и приказывал ему все, какие ни на есть, войска собрать на площади. Это он на смех устроил. Ну, а дальше слушай…

Отрывок взволновал деда.

— Смотри-ка ты, — удивился он, — все ведь верно. Кто же это написал?

Володя взглянул на обложку и сообщил фамилию автора.

— Что-то не припомню такого, — сознался дед, — а, наверное, с нами был. Где б он так точно все узнал?

— Дедушка, а ты что, разве вместе с Буденным воевал? — изумился Володя.

— А как же? С ним, Володенька, с ним. Всю гражданскую вместе прошли. Ты прочитай-ка про это еще разок, только пореже…

Вторичное чтение взволновало деда сильнее. Он встал, свернул папиросу толщиной в большой палец и, глубоко затягиваясь, стал ходить по избе.

— Ты знаешь, Володя, — задумчиво сказал он, — за этот бой мне Буденный самолично подарок преподнес.

Володя давно слышал о подарке от домашних, но мельком и смутно, а вызвать деда на откровенную беседу ему еще не удавалось. То занят был дед, то ответит что-нибудь не совсем понятное, а иногда, правда, и скажет, но очень уж кратко: «Был. Воевал», но этого разве достаточно? Иные деды очень разговорчивые, целыми днями в летнюю пору сидят они на своих завалинках, греются на солнышке и все рассказывают про былые годы, а этот больше молчит, все недосуг ему. Сейчас Володя очень обрадовался, что наконец-то, совсем неожиданно, выпал подходящий случай и можно поговорить с дедом обо всем по душам.

— Неужели, дедушка! А что за подарок? — как можно удивленнее воскликнул Володя, чтобы больше расположить к себе деда.

— Подарок-то? — переспросил дед. — Ладно, раз потешил старика, то покажу.

Он подошел к комоду, выдвинул ящик и стал в нем рыться, Володе вдруг так захотелось поскорее увидеть подарок самого Семена Михайловича, что показалось, будто дед шарит очень долго.

— Дедушка, ну поскорее, — поторопил он.