Тропинки в волшебный мир

Язь выскользнул из рук старика, плюхнулся обратно в корзину. Дед обтер ладони об свои засаленные штаны и, усаживаясь на крылечке, вспомнил:

— Эх, вот летось мне привел Господь рыбку-то посмотреть, вот так рыбка!

— Лучше этой? — полюбопытствовал Семен Золотов.

— Может, не лучше, но не в пример крупнее, почитай пуда по два каждая!

— Ну, это ты, дед, загибаешь, — недоверчиво покосился на Ухватова бригадир. — У нас во всей Куге и рыбы то такой с роду не водилось. Разве весной из Волги зашла.

— Шут ее знает, отколь она взялась, только сам видел, как тунькинский мельник, Иван Яковлевич, двух агромаднейших сомов из мельничного омута в один день выудил.

Случай, о котором дед Ухватов рассказывал, был доподлинный и многим известный, в свое время нашумевший на весь район. Произошло это так: как-то ребятишки-помольщики выгнали из под амбара крысу, долго бегали за ней, пока не загнали к самой воде. Отступать зверьку было некуда, и крыса бросилась в воду, намереваясь скрыться на той стороне в кустах ивняка. Но едва крыса доплыла до середины омута, как из воды показалась темная тупоносая морда, похожая на обрубок дерева, и крысы как не бывало. Невидимая рыба проглотила ее, словно муху. Только круги пошли по воде, будто кто бросил в омут огромный камень.

Ребятишки были в недоумении. Никогда подобной рыбы в мельничном омуте не видели, и трусливо попятились от берега. Даже купаться в этот день никто не решился.

За всей это картиной молча наблюдал мельник. Он сообразил, что это за рыба. «Сом, — решил он, не иначе. — Видно, не в первый раз срываются тут в воду крысы, привык, бродяга, что уж среди бела дня стал хватать»

Мельник, хотя и не был рыбаком, даже посмеивался над людьми с этой слабостью, но тут загорелся. Он поставил в амбаре крысоловки, сам пошел на село к кузнецу. Пока он курил на порожке кузни, кузнец отковал ему большой крючок, на какой не только сома, но и лошадь с упряжкой можно вытащить. Ночью в одну из ловушек попала крыса.

Мельник от удовольствия потирал руки. Едва забрезжил рассвет, как мельник был уже на плотине. Он привязал суровыми нитками к спине зверька крючок на толстом шнурке с поводком из стальной проволоки и осторожно пустил ее в воду из-под мельничного колеса. Все повторилось, как днем. Едва крыса добралась до середины омута, как тут же была схвачена огромной рыбиной. Мельник с пол-часа мучился, то отпуская, то натягивая шнурок, пока не вытащил на плотину, к большому удивлению помольщиков, большого, пуда на два, сома. К вечеру мельник выудил второго такого же, а больше, сколько ни запускал свою снасть, не клюнуло. Видимо, эти сомы были единственные в этом омуте, и мельник забросил свою снасть.

Эта история была известна многим, но дед Ухватов стал рассказывать ее особо, по своему, и люди насторожились.

— Думаете, и вправду так было? Ни-ни! Уж мне-то хорошо все это известно. Я в ту пору как раз на мельнице трое суток жил, фураж лошадям мололи. Вот на самом деле как было. У Ивана Яковлевича дочка есть, Машенькой звать. Девка из себя — красавица писаная. Стройная, как березынька, и в теле. Одним словом, мельникова дочка, а у мельников у всех дочери ядреные. Воздух тут, безделье, да белые пышки — одно к одному. Вот и эта Машенька —  цветочек лазоревый, а не девка!

На мельнице —  ясное дело, днем всегда народ, помольщики, как на базаре, не протолкнешься. Тут и мелют, и торгуют. Кто чем —  ягодами, молоком, маслом да яйцами. Кто во что гаразд, одним словом. Веселье, а не жизнь.

Машенька, эта красавица писаная, целый день изнемогает от жары. Искупаться бы, и вода рядом, да совеститься. Не хочет, чтобы тело ее белое мужики да парни глазами ощупывали.

Трактористы слушали внимательно, чуть улыбаясь старику. Особенно волновал рассказ Мишку Святого. У него даже глаза повлажнели от удовольствия.

— Что же это она боялась-то, Яков Васильевич? Чтобы ее не сглазили, что ли? — не выдержав спросил Мишка.

— Шут ее знает, чего она боялась. Наверное, таких вот ухорезов, как ты.

Это польстило Мишке, и он довольно ухмыльнулся, всем своим видом показывая: «Да, уж маху не дал бы!»