Тропой флибустьеров(Очерки)

Нет, всего не перечесть. Перед трибуной с почетными гостями шествие слегка замедляет свой темп — начинаются выступления групп, заранее подготовленные в строжайшей тайне от других участников. Иногда сразу по двести — триста человек участвуют в таком импровизированном концерте, разыгрывая целые спектакли и скетчи. Тут-то и оцениваются костюмы — работа над ними шла целый год, каждый вносил на их изготовление свой скромный пай из ежемесячного заработка: ничего не поделаешь, такова традиция.

Ну, а при чем же здесь калипсо, напрашивается вопрос. Очень даже «при чем»: оно является полноправным участником карнавала. Под его непрерывный аккомпанемент проходит шествие, без него, собственно, и праздник — не праздник. Сотни барабанов своим неистовым ритмом заражают артистов и зрителей, а в определенный момент «слово» предоставляется певцу. Это — кульминация выступления каждой группы, венчающая ее годовые усилия. Стать королем калипсо — высокая честь на Тринидаде.

Сорок восемь часов продолжается этот безумный, от всего отрешающий карнавал, самый красочный и веселый из всех в бассейне Карибского моря. Сравниться он может только с бразильским. Но в Рио нет прекрасного калипсо, нет этих огненных оркестров стальных барабанов, составляющих гордость Тринидада. И сейчас самое время рассказать о них.

Как-то вечером, выйдя на веранду отеля в Скарборо, я услышал, что где-то неподалеку музыканты как будто настраивают свои инструменты. Голоса их вначале мне не показались странными. Я даже явственно различал смычковые, ударные и щипковые группы. Потом вдруг появились саксофон, альт, виолончель, флейта-пикколо, скрипка. Удивительный оркестр…

И тут зазвучала музыка. Казалось, тугие океанские волны то накатывались на берег, то отступали, шурша галькой. Штиль сменялся грозой, покой — бурей, радость — горем. Четкий ритмический рисунок мелодии подчеркивали по очереди солирующие басы, баритоны, теноры и альты. А темп, темп песни не оставлял никаких сомнений в его «биографии» — родиться он мог только в Африке, а здесь приобрел напевность.

Я бросился к месту, откуда неслась музыка. На невысокой полукруглой эстраде стояли десятка три разновысоких металлических… бочек из-под керосина или бензина, а по их днищам совсем молодые парни с определенной частотой били деревянными палочками, извлекая волшебные звуки. Вот так бочки, ноющие разными голосами, — никогда не поверил бы, не увидев этого!

Музыканты кончили играть, и я подошел к одному из них. Зовут его Актон Скотт. Он охотно согласился рассказать об оркестре, в котором играет два года, и о самих инструментах. Вернее, инструмент-то был один — бочки, но совмещали они в себе множество других. На сцене стояли на специальных подставках-треногах 9 маленьких бочек, 11 — среднего размера и по сторонам — 10 больших. Рядом с ними лежали, отдыхая, ребристые металлические пластины, палочки с деревянными и металлическими набалдашниками.

Вот, собственно, и весь оркестр. Срезанные на разных уровнях, бочки издают звук разного тембра. Самые маленькие — высокий, напоминающий голос флейты или скрипки. Целые — низкий, басовый, мало чем отличающийся от фортепьяно. И так каждая из бочек, входящая в четко сформированную группу. Игру начинают все инструменты вместе, каждый ведет одну и ту же мелодию, исполняя часть музыкальной фразы, а затем по очереди смолкают, чтобы через определенный период вновь вступить в игру.

— Играть на бочках довольно сложно, — говорит, улыбаясь, Актон, — все время находишься в напряжении, чтоб не пропустить момент своего вступления. Этому нигде не учат, все зависит от твоего собственного чувства ритма и мелодии. Но музыка звучит в наших ушах с рождения, она в нас самих…

Актон, как и его товарищи, не профессиональный музыкант. Он работает клерком в судоходной компании, а по вечерам, когда оркестр приглашают в какой-нибудь ночной ресторан на открытом воздухе, играет в нем. Платят, правда, немного, но и эти деньги не лишние, а главное — есть возможность поиграть. Все вещи исполняются по памяти, без нот, в стиле калипсо или рэгге — своеобразного гибрида народной и современной джазовой музыки. Но нередко звучит и классика.

Актон разворачивает одну из бочек. На ее днище замечаю четко выбитые выпуклые сегменты. Их шестнадцать. Удары палочек по ним и дают звук определенного тона. От количества сегментов зависит тон всей бочки. А от мастера, превращающего с помощью пилы и тяжелого молотка обычные бочки в звучащие барабаны, требуется особое искусство и слух: ведь каждый сегмент звучит определенной нотой. Когда инструмент готов, его закаливают на огне.

Однако откуда же пошли эти необычные оркестры? Почему они возникли именно на Тринидаде, а затем уже получили «права гражданства» на других островах Вест-Индии — на Барбадосе, Ямайке, Доминике, Антигуа и Сент-Люсии?