Репутация снова повысилась аж на тысячу пунктов, а хмурое лицо смотрителя арсенала разгладилось. Небрежно, будто оказывает мне величайшую услугу, он отправил корзину под стол и снова запахнул грубой материей, выполняющей здесь роль скатерти, довольно нелепо смотревшейся в оружейном помещении.
— Итак, — сложил он руки. — Мне бы очень хотелось услышать, что тебе такого из-под меня потребовалось, что ты не поленился подговорить Ставра, решил все возникшие разногласия со Стефаном, каким-то непостижимым образом, и выбросил на ветер умопомрачительную сумму, которой этот доспех явно не стоит. Да ты и сам это, думаю, понял, — пододвинув от стены два табурета, он один толкнул в мою сторону. — Присаживайся. И я слушаю тебя.
Присев за стол, я не стал ходить вокруг да около, попытавшись вместить всё в короткую фразу:
— Так получилось, что я — рунный оружейник. И мне нужна информация.
На этот раз Эйкен не стал скрывать ошеломления. Наверное, с полминуты он сидел, словно громом поражённый, а потом выдохнул:
— Чем докажешь?
Вместо ответа я слегка напитал Мглой руну Хагал, продолжая держать руки сложенными на столе, коснувшись поверхности лишь кончиками пальцев. Древесина только жалобно хрустнула, превращаясь в чистейший лёд. Не доводя обледенение до мастера Эйкена, усилием воли остановил процесс, не прерывая подпитку «маной».
— О Боги! Это то, что я думаю? — взбудораженный Эйкен соскочив со стула, чуть его не опрокинул. — Это… «Хагалаз»? — прошептал он, не отрывая взгляда от стола.
— Руна Хаоса Хагал, — поправил его я.
— У неё много названий, — отмахнулся он от меня. — Как?
— Подарок Тиамат, — ответил я, сообразив, что он спрашивает, как мне удалось её заполучить. — Ещё есть Кеназ, Соул, и Знак Воли.
— Невероятно!
Эйкен преобразился. Если б мне кто-то сказать, что вечно недовольный плутоватый Эйкен может вот так восторженно улыбаться, будто пацан, я бы подумал, что надо мной просто смеются. Но — нет! Это редкое явление, сродни параду планет, я сейчас наблюдал воочию, терпеливо ожидая, пока у него схлынет эмоциональный подъём. Уж очень интересна была причина такой реакции.
На это ушло минут пять, во время которых было намотано бесчисленное количество кругов по оружейке, четыре раза Эйкен разразился отборнейшими ругательствами, сделавшими честь даже боцману какой-нибудь «Морской каракатицы» и в конце концов он вытащил из корзины бутылку вина, срезал сургуч вытащенным откуда-то ножом и торопливо сделал несколько глотков. Вытерев капли с подбородка, неожиданно сказал:
— С тебя ещё одна бутылка такого же вина. И это не обсуждается.
Я восхитился такой предприимчивостью, которая несмотря на эмоциональное потрясение, материализовавшись, не преминула во главе с Эйкеном «развести» меня ещё на один пузырь. Поразительно!
— Хорошо. Будет вам хоть две бутылки. Так что? Вы мне расскажете, что мне делать со своей специальностью, и с чем её едят? — спросил я, наблюдая, как мастер снова приложился к бутылке, не заботясь отсутствием стаканов. Мне хоть бы предложил для приличия.
Эйкен вынес деревянную шкатулку, которую поставил перед собой на стол и раскрыл. На свет появился свиток. Даже моего дилетантского взгляда хватило, чтобы идентифицировать очень древнюю вещь.
— Только аккуратно, — предупредил меня Скряга, ревностно смотря, как я принимаю из его рук свиток.
Бережно развернув пожелтевшую бумагу, грозящую развалиться трухой прям в руках, вчитался в выведенные идеальным почерком буквы.
Если предположить, что Эвилат — дед Эйкена, то становится понятным наличие у него этого документа. Подтвердив вопросом свою догадку, я больше не отвлекался, полностью погрузившись в чтение.