Тропой Кулика (Повесть о Тунгусском метеорите)

«С грустью покидаем Пристань — последнее, что связывает нас с этим чудесным, заманчивым краем, с замечательными людьми, которых привела сюда жажда исследования и романтики. Хотелось бы встретиться со всем этим снова… Прощай, заимка, прощай, Хунта! С вами всегда будет связано много хороших воспоминаний. Г. Драпкина, В. Бережной».

«Ухожу в путь в осенний серенький день. Прекрасно переночевал, с наслаждением поел каши гречневой. Остаюсь весьма доволен коллективом экспедиции, который также прошу не обессудить меня за то, кому было от меня иногда и неприятно. И. Елисеев».

«Осенняя погода выгоняет отсюда. А жаль! Ощущение такое, что мечта о горстке шариков на пороге осуществления… Выбирался к «хушмидам» чуть-чуть отойти от вечной сутолоки заимки. Живущие здесь не ценили Хушмы и рвались вдаль, но со стороны было виднее, где лучше… Надеюсь, что в центре работы кончены и вряд ли еще придется жить здесь. Прощай, Хушма. К. Флоренский».

«Никак не думал, что побываю на заимке еще раз… Всему есть предел, в том числе и терпению начальства, вот уже месяц тщетно ожидающего меня на работе. А посему приходится покидать этот гостеприимный кров, и на этот раз, кажется, окончательно. Н. Васильев».

«Прощай, Хушма! За последние три года все мои лучшие воспоминания связаны с тобой. П. Палей».

«Я тоже ухожу сегодня. Вова Флоренский».

Итак, мы остались одни. Однако наше одиночество вскоре было нарушено веселым возгласом: «Эй, хозяева! Встречайте гостей!»

Перед бараком стоял улыбающийся Золотов в каком-то диковинном плаще-макинтоше, с увесистым рюкзаком за плечами. Невысокого роста, коренастый и широкоплечий, с дремучей каштановой бородой, он походил на профессора Челленджера из «Затерянного мира» Конан-Дойля. Рядом с ним смущенно переминалась его команда. Мы пригласили их в барак. Золотов был очень огорчен, что не застал Флоренского и Елисеева. Сегодня день рождения одного из его сотрудников, и вот они решили побывать в бане, а затем здесь на Пристани устроить маленький сабантуй в честь новорожденного. Отправив парней заготавливать дрова и топить баню, Золотов попросил нас принять участие в приготовлении к празднеству. Из рюкзака были извлечены экзотические яства — несколько банок маринованной селедки, банка кабачковой икры, копченая колбаса, рыбные консервы и килограммовая банка томатного сок а. В добавление к этому Золотов торжественно поставил на стол бутылку шампанского. Против этой высокосортной снеди мы со своей стороны могли выставить стандартный набор продуктов: пару банок тушенки, сахар, чай, масло и разные крупы.

Гости вымылись в бане, и мы приступили к ужину. Золотовцы оказались очень славными, милыми людьми, и мы чувствовали себя весело и непринужденно. Несмотря на то что мы с Золотовым «противники», беседа у нас протекала в дружеском тоне, хотя и не без взаимного подкусывания.

Гости остались ночевать; они собирались пробыть на Пристани два-три дня. Наши нары принимали и не такое количество людей, так что все разместились более или менее комфортабельно.

В плену на заимке. Возвращение

На другое утро, оставив золотовцев на Пристани, мы отправились на заимку. Стояла ясная тихая погода. На деревьях, кустах и жухлой желтой траве серебрился густой налет инея.

Разместившись в «штабной» избе, мы с Егором принялись сортировать экспедиционное имущество, разбивая его на отдельные «порции» для отправки вертолетом. Работы предстояло немало.

Часам к двенадцати дня в воздухе вдруг раздался рокот вертолета, и вскоре он приземлился на специально подготовленный для него настил. Из кабины вылез наш старый знакомый пилот Гриша и стал вместе с нами загружать вертолет. Гриша торопился, он собирался сегодня сделать еще один рейс.

Мы отошли немного в сторону, чтобы понаблюдать, как будет подниматься вертолет: в этом зрелище есть своеобразное очарование.

Заработал мотор, завертелись лопасти большого и малого винтов. Однако в то время как лопасти малого хвостового винта вертелись в убыстряющемся темпе, лопасти большого винта продолжали вращаться с медлительным спокойствием. Затем раздался какой-то треск, вращение лопастей замедлилось и вскоре вовсе прекратилось.

— Закуривай, ребята, — произнес Гриша, открыв дверцу кабины. — Давайте выгружать вещи. Я отлетался, и, кажется, надолго.

Он не посвятил нас в технические детали аварии, но по его мрачному виду было ясно, что дело серьезное. Гриша пытался связаться с аэропортом, но это ему не удалось. Рация у него слабенькая: когда вертолет находится в воздухе, ее хорошо слышно в Ванаваре, но на земле радиус ее действия не превосходит трех десятков километров.

Стало уже смеркаться, когда послышался гул мотора; в воздухе появился самолет и стал кружить над заимкой. Гриша опрометью бросился в кабину, запустил рацию, сообщил о случившемся и получил указание срочно сооружать вторую площадку для вертолета, который привезет аварийную команду и нужные запчасти. Покачав на прощание крыльями, самолет сделал круг и улетел.