Тропой мужества

Пушки арткапониров открыли частую стрельбу. Подбили еще четыре танка. Один задымил, три просто встали с перебитыми траками. Но экипажи их спешно покинули. Пулеметчики тут же сконцентрировали огонь по ним.

Неожиданно вскрикнул Гаврилов – второй номер первого пулеметного каземата. Максим заглянул в каземат. Гаврилов, весь заляпанный кровью, тормошил пулеметчика Зимина. У того в затылке была дыра. Очевидно, пуля прошла через прицельный проем и попала в лицо сержанта. Бойцы помогли снять убитого с сиденья и положить его на пол в углу.

– Вот и отвоевался Ванька, – вздохнул Гаврилов, снимая пилотку с головы.

– За пулемет, боец, – распорядился Максим. – Потом помянем, если время будет.

– Отходят! – закричал сержант, отрываясь от перископа. – Немцы отходят!

– Дай-ка, – выкрикнул Максим, подскакивая к системе наблюдения.

Лейтенант провел перископ туда-сюда. Танки пятились. Перед капонирами осталось семь подбитых танков – один Т-4 и шесть Т-3. Четыре из них сильно чадили, остальные стояли, понуро опустив ствол. Их бы попытаться поджечь, чтобы ремонтным подразделениям немцев веселее было с ними возиться. Кроме того, в дополнение к двум подбитым в первом бою «ганомагам» добавилось еще три. По живой силе – сколько вражин в утиль списали сосчитать трудно – тушки мертвых немцев разбросаны по полю. По самому минимуму около двух взводов. Плюс экипажи танков. Не уверен, что кто-то из них добрался до своих живым. По танкистам бойцы стреляли с особым энтузиазмом, выполняя инструкции лейтенанта.

«По твоему совету, кстати».

«Это азбука войны, – ответил Маргелов. – Эта война маневренная. Война техники. Поэтому летчики, танкисты, водители должны уничтожаться в первую очередь, особенно летчики и танкисты. Их подготовка долгая. Очень долгая».

«Я понимаю».

Бойцы и артиллеристы тем временем весело обсуждали бой. Скоротечный? Да ну! Часы у лейтенанта имелись. Глянув на показания – изумился. Час? А показалось, что больше. Намного больше.

Некоторые бойцы от впечатления закуривали прямо в каземате, причем руки нервно подрагивали, выдавая отпускающее их напряжение боя.

Горохов тут же выгнал всех наружу.

– Офонарели, бойцы?! Эй, на приводе, – крикнул он в подвал, – а ну шибче крути ручку!

– Товарищ лейтенант! – крикнул боец, вбежавший в капонир. – Там…

Доклад бойца сбил приподнятое настроение. У группы прикрытия имелись потери – один убитый, один тяжелораненый и три с легким ранением. Убитого занесли в каземат. Положили у стены рядом с пулеметчиком. Укрыли плащом.

Лейтенант забрал у них красноармейские книжки[23]. Перелистал. Сержант Зимин Иван Кондратьевич, семнадцатого года рождения, рабочий, беспартийный. Рядовой Васин Дмитрий Николаевич, шестнадцатого года рождения, рабочий, беспартийный.

Поступили доклады с капониров. Там тоже имелись убитые и раненые.

Легкораненых перевязали. С тяжелым было труднее. Санитар только руками развел.

– Я ничего не могу поделать, – сказал он, отведя лейтенанта в сторону. – Осколок в груди. Мы его перевязали, но толку, внутреннее кровотечение мне не остановить.

– А если осколок достать?

– Нечем доставать, – помрачнел санитар. – Парня в госпиталь надо срочно, но не довезем…

Последние слова он произнес почти шепотом. Куралов кивнул и направился к раненому. Боец был в сознании. Дышал тяжело, с хрипом. Максим сел рядом, взял красноармейца осторожно за плечо.

– Все хорошо будет. Все хорошо… – больше выдавить из себя лейтенант не смог.

Боец вдруг обмяк и вытянулся. Глаза остекленели. Умер. Куралов почувствовал, как его накрывает волна горя. Но его вдруг как током ударило, и напряженная волна двинулась вверх, к голове. А когда она докатилась… сознание погасло, а потом взорвалось мириадами ярких звезд. И нестерпимой болью.

Невозможной.

Невыносимой.

И вдруг все стало как прежде. Боль ушла мгновенно, лишь осталась выступившая испарина. Максим вытер лицо рукавом. Потер глаза и, мелко моргая, осмотрелся. В каземате, кроме тел погибших, никого не было. Санитар с ним не пошел, вернулся в центральный.

– Чт-т-то это было? – тихо заикаясь, спросил лейтенант.

«Это – прививка от слабости, – сказал гость. – Я показал тебе смерть. И как я ощущаю ее каждый раз».

«Но зачем?»

«Чтоб твои бойцы видели не тряпку, а командира, сделанного из стали! – ответил Маргелов. – Негоже им видеть твои слезы сейчас».

«В твоем будущем все такие жестокие и циничные?»

«Считай как хочешь. Но это и твое будущее. Мы все делаем свое будущее. Здесь и сейчас».

«Ну да, а немцы мне мешать не будут?»

«Вот и сделай, чтобы они не смогли помешать. НИКОМУ!»

«Да, ты прав, извини… просто я никогда так близко смерти не видел».

Куралов прикрыл умершему глаза и поднялся. С трудом. Постоял, собираясь с мыслями. Потер лицо, оправился и вышел.

Личный состав капонира старался в сторону каземата, где находились тела погибших, не смотреть. Но когда лейтенант появился в коридоре, красноармейцы на мгновение замерли и поняли. Первым пилотку снял Горохов…

– Перекусить не мешало бы, а, товарищ лейтенант? – обратился один из бойцов.

– Перед боем-то кишку набивать? – спросил Горохов.