Ранен? Но боли нет. Только в голове тесно. Почему? Инстинктивно Максим вскинул руки и вытер лицо. Заодно ощупал голову. Потом принялся рассматривать свои руки, причем с любопытством, как в первый раз. Затем посмотрел перед собой и увидел убитого бойца Якубова из второго отделения, в неестественной позе, с рваной окровавленной гимнастеркой. Остекленевшие глаза, казалось, с укором смотрели прямо на лейтенанта. Максим оторопело смотрел на Якубова. А внутри шла борьба. Что-то пыталось достучаться до сознания. Кричало, уговаривало, но Максим не мог пошевелиться.
Это смерть - билось в голове. Смерть... вот она тут, рядом...
- Товарищ лейтенант! - крикнул сержант Горохов, подскакивая. - Вы живы, не ранены?
Но ответить Максим не мог, неотрывно смотря на убитого. Горохов ощупал командира и понял - в каком состоянии тот находится. Сначала сержант высунулся из окопа и осмотрелся. Те два мессершмитта, что неожиданно упали на позицию, тем временем обошли капониры стороной, сделали горку и повторно пошли в атаку. На консолях заплясали огоньки и земляные фонтанчики вновь прошлись по окопам наискосок. От самолетов отделились черные капли и рядом с капонирами встали два разрыва.
От грохота Максим инстинктивно подпрыгнул, отрывая наконец взгляд от убитого. Его тут же подхватил сержант.
- Надо укрыться в капонире, товарищ лейтенант, - сказал он. И глянув вверх, вдруг заорал:
- В бункер, все в бункер! Бронезаслонки закрыть!
Перед тем как вбежать в капонир Максим посмотрел на небо и увидел, что десяток больших самолетов снизились, встали в круг и начали валиться на их позицию. Куралов нырнул в свой закуток, следом забежали бойцы отделения. Они падали на бетонный пол, облегченно выдыхая.
- Вроде все, - сказал сержант и закрыл бронированную дверь.
'Ну слава богу - сказал кто-то рядом'. Максим недоуменно оглянулся. В закутке он был один. В проходе никого, а бойцы вглубь ушли, вон сидят, а рядом никого. Кто же это сказал? Вот опять, хмыкает почему-то. Может он снаружи остался? Тогда почему ему весело? Куралов приподнялся и выглянул в амбразуру защиты входной двери капонира - никого.
И тут послышался рев. Нет не рев - вой! Вой, продирающий до костей и хлестко бьющий по нервам. Вдруг земля вздрогнула и...
Максим всегда считал, что он готов ко всему. На учениях при выстрелах артиллерии он лишь слегка вздрагивал. И всегда с злорадством думал, что вся эта мощь направлена только на врагов, считая, что сам он никогда не склонится перед страхом смерти. Как подобает комсомольцу и красному командиру.
Но с первым разрывом бомбы, бетонный пол вдруг сильно пнул тело, да так, что показалось капонир целиком взмыл вверх. Все спокойствие окончательно рухнуло куда-то, вся оставшаяся бравада улетучилась вмиг. По спине пробежал предательский холодок, тело стало ватным. Паника захлестнула сознание. Что-то вновь начало кричать внутри. Бесполезно, уговаривать. И к вою пикирующих самолетов и реву бомбовых разрывов примешался пронзительный мерзкий визг. Максим вжался в угол бетонного закутка и зажал голову руками. С каждым разрывом тело вздрагивало и тряслось, а в уши бил тот пронзительный визг. Максим вжимался в стену, стараясь слиться с ней.
В небольших паузах, он разжимал глаза смотрел на бойцов в проходе. В их взглядах не только испуг, но и крайнее удивление. Почему они так на меня смотрят? Почему? Не сразу он понял, что противно он сам. Но стыд от этого тут же гасился с новым ударом по бункеру.
Спрятаться... А-а-а...
'Трус! - рявкнул кто-то, - не ори, какой пример показываешь!'.
- Ай! - вздрогнул Максим. - Не надо... а-а-а...
Тишина наступила неожиданно. Максим не сразу понял, что налет прекратился. Он разжал руки и открыл глаза. Пыль и просочившаяся сквозь бронированные заслонки копоть густо висела в бункере. Густо пахло гарью, которую засасывало вентиляцией в капонир снаружи. Если конечно ответственный за систему боец не спрятался при налете.* Самое поганое, что фильтры тупо забыли включить с список необходимого. Теперь задыхайся тут...
Личный состав зашевелился. Ошалелые красноармейцы одновременно осматривались и ощупывали себя. На лицах смесь испуга и удивления. Кто-то кашлял, надышавшись, пыли и дыма, кто-то постанывал. Люди приходили в себя.
- Ну что, молодо-зелено, - послышался веселый голос Горохова, - как вам первый налет? Никто в штаны не наложил с испугу?!
Послышались смешки. Бойцы принялись обсуждать свои ощущения от налета. Кто-то забубнил, причем явно матом.
- А ну кто там сквернословит?! - грозно окрикнул сержант. - Митрофанов ты, что-ль?
- Я тащ, сержант, - повинился боец.
- Чего так ругаешься?
Но вместо Митрофанова ответил другой голос:
- Да обтрухался он!
В капонире раздался смех. Сначала тихо, потом громче.
- А ну цыц! - рявкнул Горохов, появляясь в коридоре и отряхивая запыленную гимнастерку. - Отставить смех!
Он строго осмотрел притихших бойцов, посмотрел на Куралова, как ему показалось недобро. Только тот отвернулся, Максим сунул руку в промежность и облегченно выдохнул - сухо. Не хватало еще, так низко пасть перед подчиненными.