Тропой памяти (СИ)

Старый шаман сидел возле очага и грел над низким пламенем узловатые свои ладони. Опущенные веки скрывали белые слепые глаза, придавая иссохшему лицу выражение непривычной беспомощности. Он так и не поднял головы, даже когда Шара, приблизившись, опустилась возле его скрытых длинным одеянием ног, хотя обострившийся за века слепоты слух шамана ранее с легкостью узнавал лучницу по шелесту шагов. Тишина причиняла почти физическую боль, Шара зажмурилась и несколько раз подряд яростно встряхнула головой, потому что… Потому что неожиданно ощутила, что снова падает в тошнотворную круговерть ночи горящих домов, предсмертных криков, запаха чужой крови и обугленной плоти. Сейчас картина уничтожения людской деревни казалась еще гаже, чем было на самом деле, потому что не было никакой возможности отвернуться, не смотреть… Н-наркунгур! Опять… Теряя равновесие, Шара уткнулась лбом в колено сидящего Рраугнур-иргита, и это заставило ее открыть глаза. Морок исчез. Тяжело дыша, словно после утомительного бега, лучница с силой провела ладонью по лицу и покосилась на шамана. Тот казался по-прежнему безучастным, но она была почти уверена в том, что неожиданный приступ не обошелся без его участия. Интересно: сама освободилась или отпустил, а? Впрочем, дела это не меняет… проклятье! Да что же это? Не затем ли бежала она — сначала от Тхаруга и Назгулов, потом с Кирит-Унгольской заставы, потом и вовсе дезертировала — и все для того, чтоб отныне и впредь больше никто не смог заставить ее, Шару из Кундуза, убивать? А в итоге что? Снова заигралась в войнушку, причем никто не заставлял, сама… А уж если быть до конца честной пред собой и предками — пошла на поводу у зеленокожего красавчика, так ловко поймавшего ее на признание мастерства и на «слабо»: две вещи, устоять противу которых кундузская провинциалка не смогла бы никогда. Честолюбие трудно назвать главной чертой характера иртха, вот что странно… чрезмерная гордость — да, но мучительная жажда славы…Похоже, нольдорская кровь снова валяет дурака, — лучница даже попыталась улыбнуться собственной шутке, но вышло не очень. Ну и хрен с ним… Толку сейчас выискивать причины! Важно то, что в итоге всего вышесказанного и ранее сделанного помыслы и настроения клана Халрагхахар ныне… как бы это помягче выразиться… ну, в корне противоречат всему, что известно об иртха Туманных гор.

— Если бы все было так… — вздохнул над самым ухом усталый голос, и Шара подпрыгнула от неожиданности. Она как-то не ожидала, что шаман заговорит именно сейчас.

— То, что движет ныне помыслами и сердцами, противоречит не слухам, а самой основе нашей веры — учению Мелх-хара…

Во рту у Шары стало сухо, как в Горгоротских солончаках. Так он… еще и мысли читать способен?!

— … Ибо великий уллах Севера, сильнейший из прочих уллах, когда-либо существовавших в Арте, сказал: «всякая жизнь священна, и да не причинит одно живое существо вреда или боли другому». Потому война и есть зло, что…

— Не говорил он этого никогда… — буркнула Шара досадливо, как привыкла в учебке осаживать вконец завравшегося Хаграра. И лишь спустя мгновенье сообразила, что она только что сказала и кому! Стремясь загладить собственную дерзость, девушка торопливо заговорила:

— Рраугнур-иргит! Я только хотела сказать, что зло — это отнять что-либо по праву сильного. Но разве неправ тот, кто хочет защитить себя и свой клан? Вспомни, даже сам Харт’ан Мелх-хар применил силу, желая спасти от гибели тех, кто был верен ему? Можно пожертвовать собой, опустить меч и с легкой душой принять смерть, но разве вправе каждый из нас пред лицом врага не прийти на помощь другу? Разве не…

— Защита — суть необходимое зло, к которому Ночной народ вынужден прибегать с незапамятных времен, — согласился слепой шаман. — Но даже это противно воле Его. Как ты думаешь: считай он правильным кровопролитие в целях самозащиты, Он сам научил бы иртха делать оружие? Однако…

— Да, я помню, что Кхуру опередил в этом своего отца и учителя, — нетерпеливо перебила Шара. — Но поверь мне, Рраугнур-сама, если бы того не случилось, иртха рано или поздно додумались бы и сами, и дело здесь вовсе не в умении добывать и плавить железо. Причем одними топорами дело бы не кончилось: появились бы и мечи, и щиты, и длинные копья — слишком неспокойным сделалось бы соседство с пришельцами с запада. Может быть, наука Кхуру вовсе не была таким уж страшным злодеянием, а?

Шаман покачал седой головой.

— Я говорю сейчас не о Кхуру, чьи нынешние деяния куда ужаснее прежних. Я и сам виноват не меньше, ибо малодушно усомнившись в истине, поддался речам Кхуру и отпустил с ним сыновей клана. Иная горечь гложет меня: месть завладела душами тех, кто веками жил по законам Крылатого, они жаждут крови, подобно… — старец сплел и вновь расплел пальцы, подыскивая слова. Шара смотрела спокойно.