Тропой памяти (СИ)

— Да врет, поди, этот мужик твой… — поморщился Маграт, испытывавший устойчивую неприязнь к рассказам, начинающимся со слов: «А я слыхал…», «А мне говорили…» — Кого он у тебя там мог видеть, в Итилиэне своем? Кто ни попадя, там бродить не станет, приграничье все-таки. Так что если кого и видал, так в доспехе и при клинках…Кто это с собой в поход этакую тяжесть, как черпак, таскать будет? Да и потом: чего, каждый раз, как есть захочешь, сидеть эту ерундовину выстругивать, что ли? Ты прикинь, сколько дерева и времени на это нужно…

— Да ты че! — возмутился Лугхур, донельзя обиженный недоверием таингур-кхана. — У тарков же воды немеряно: хоть залейся. Моют они их, наверное… В смысле, черпаки эти…

— Ну, не знаю, — отмахнулся Маграт. — По мне, так если палочками есть не обучен, лучше уж руками. Харадрим же вон до сих пор руками едят и ничуть от этого не страдают…

— Ну и скажете тоже, юноша, — подал голос калека-картограф.

Прозвучало это настолько неожиданно, что все, вздрогнув, обернулись к нему. А пожилой увечный орк, так запросто назвавший юношей разменявшего пятое столетие мастера скважин, как ни в чем не бывало, пояснил:

— Сравнили богатейшую культуру востока и Запад с его жалкими потугами подражания Старшему Народу! — укоризненно заметил он. — Харад, колыбель наук и этих… — Мулуг явно хотел добавить какое-то определение, соответствующее, по его мнению, стилю жизни западных княжеств, но в последний момент передумал. — Вы бы слышали, что тарки и прочие о нас рассказывают… Мы, в их представлении, что-то вроде зверей. И меж собой грыземся насмерть, и убиваем для забавы, и мясо едим сырое из собственной кровожадности.

Глаза ребят засветились живым интересом. Одно дело — слухи, и совсем другое — рассказы знающего.

— Хо! Поглядел бы я на того, кто в пламени таингура чего-нибудь поджарить попытается… — фыркнул мастер скважин. — Сколько, интересно, дней после этого проваляется…

— Да хрен с ним, с таингуром! — отмахнулся Багнур, чувствуя, что друга-соперника понесло по наезженной колее. — У тебя одно в голове только… А вот что чужаков мы не любим, то правда. Ага… Только вот сколько зим а свете живу — не пойму, с чего бы их любить-то? Кто бы хоть раз в гости пришел, так нет, всем подавай завоевание Черных Земель…

— Та’ай-хирг-кхан! — вклинился в разговор Лугхур. — А правда то, что они вместо воды дрянь пьют какую-то?

— Дрянь? — усмехнулся увечный орк. — Ну, не знаю, кому что. Воду-то они, на самом деле, тоже пьют, а привычкой хлестать вино, похоже, у остроухих разжились. А насчет того, что дрянь… Вы знаете, все без исключения жители западных земель оригхаш тоже считают чудовищно мерзкой штукой.

— А оригхаш-то здесь при чем? — не понял Лугхур.

— Этого я, признаться, и сам не понял. Но, кажется, тарки считают жидкий огонь чем-то вроде напитка. В их представлении, это — очень крепкое вино…

Вокруг рассказчика воцарилось пораженное молчание. И было отчего: ночной народ не знает одурманивающих сознание пищи и питья, а уж для того, чтобы пить оригхаш, нужно быть настоящим безумцем. Жидкий огонь, секрет приготовления которого известен иртха с незапамятных времен, использовался в совершенно иных целях. Промыть рану, чтобы не загноилась — не всегда же рядом окажется лекарь. Растереть грудь и спину, чтобы покинул тело дурной жар болотной лихорадки. Если сильно замерз, то надвое разведенный с водой оригхаш согреет изнутри, только выпить нужно совсем чуть-чуть. Кроме того, жидкий огонь горит, но пламя у него синее и холодное; если уж другого выхода нет, то костер развести, в принципе, можно. Но тратить такую ценную жидкость на разжигание огня, а уж тем паче — на сомнительные увеселения вроде распития — просто кощунство. Да и как, интересно, его пьют? Свое название жидкий огонь получил не только из-за способности к горению… Эта прозрачная, точно ледниковая вода, жидкость с резким неприятным запахом горчит и дерет горло почище вулканического пепла. В общем, совершенно неясно, какого рода удовольствие можно получить от такого «напитка». Ну а, впрочем, варвары — на то они и варвары…