Из обратного пути Шара не запомнила ничего. Это было похоже на тяжкий, беспокойный и бесконечный сон. Обнаруженная способность проживать чужие жизни оказалась не просто метафорой. Шара находилась в каком-то промежуточном и словно бы подвешенном состоянии: она ничего не ела на привалах, когда звали, откликалась со второго, а то и с третьего раза. От ее принадлежности к миру живых и разумных существ осталась одна видимость: она вставала вместе со всеми, шла, куда вели и первой плюхалась на землю, когда разрешали сесть. Безучастность покинула ее лишь однажды, в тот момент, когда она оказалась рядом с носилками, на которых лежал мертвый Багнур. Лучница шла рядом и тупо созерцала тронутое зеленью лицо старого охотника, будто силилась что-то вспомнить. Но этот проблеск сознания погас столь же внезапно, как и появился.
Отпустило ее только в крепости. Проснувшись около полудня от жажды, Шара оглядела собратьев по оружию, мирно храпящих на циновках, тихо встала и шлепая по полу казармы босыми ногами, направилась к висящему на стене чану с водой, под которым внизу на цепочке болталась здоровенная жестяная кружка. Отвернув краник, девушка подождала, пока посудина наполнится водой и, стараясь не звенеть цепью, выпила все содержимое до капли. Уже намереваясь бесшумно прокрасться обратно и нырнуть под одеяло, она вернула кружку на прежнее место, как вдруг за плотно прикрытой дверью раздались звуки шагов и голоса. Лучница замерла и прислушалась: мимо казармы по коридору шли двое и беседовали. Один из голосов будто бы убеждал, другой — сопротивлялся предложенным доводам.
— Ну, да, может и так. Мне уже давно было любопытно, как вы сумеете это доказать… Ну что ж, поздравляю и преклоняюсь перед вашим гением… — в голосе говорившего сквозила ядовитая насмешка. — Перед всеми девятью, я бы сказал.
— Ладно, уймись ты — примирительно произнес другой. — Все равно от Назгула ничего не спрячешь, лучше даже не старайся… Слушай, ну а теперь, что называется, без протокола, ты хоть мне объясни, для чего ты эти карты дурацкие…
— А это ты Назгула своего любимого спроси! — огрызнулся первый.
— Э! За языком-то следи! — наставительно цыкнул второй. — Нет, серьезно? Что так сильно Новый фронт поддерживаешь?
Шара сглотнула. Несмотря на то, что слова «Новый фронт» ей были незнакомы, кажется, она только что оказалась свидетелем раскрытия какой-то государственной тайны. По прекратившемуся звуку шагов она поняла, что собеседники остановились в шаге от двери казармы.
— Может, и не поддерживаю… Только знаешь, Лугнак-сама… Это мой народ. Понял? Мой народ. И никакая уллах-ран’ин-кхур[26]
этого не изменит.Второй не то досадливо крякнул, не то просто хохотнул.
— Да брось ты, прям как маленький, а? Народец из легенды, трусы, дикари какие-то… Вон, в сказки верят до сих пор… и ты за ними!
— Это не сказки, Лугнак! — первый собеседник неожиданно повысил голос, да так, что сам испугался, что перебудит ползаставы, поэтому дальше заговорил тихо, торопливо и сбивчиво: — Это не сказки, понимаешь? Крылатый уллах Мелх-хар действительно существовал, я знаю. Я видел того, кто может это подтвердить. Не знаю, кто создал этот мир, да и в сущности, оно неважно, важно то, что Он — был. И я в это верю. А насчет иртха Туманных гор… знаешь, они вовсе не дикари. И не трусы, как ты говоришь. Затерянный народ из легенд сумел сохранить себя, за это я уважаю их. За это, и за то, что они до сих пор сумели сохранить в душе веру во что-то помимо железного кулака Унсухуштана и обещаний счастливой жизни в завоеванных землях. Это мой народ, и сколько бы я не прожил здесь, сердцем я все равно рядом с ними. Среди моих сородичей, чьи предки в незапамятные времена жили в северных владениях уллах Мелх-хара!
— Ну, — хмыкнул второй, — и факел им в руки! Не слыхал я про такого духа северного, да еще и крылатого какого-то. Мои-то, предположим, предки, в те незапамятные времена жили во владениях Харт’ан Гортхара, тогда Унсухуштана в помине не было. Вот это — правда так правда, и подтвердить есть кому, нас таких много, кто из клана Красного волка по крови происходит.
— Может быть… — неохотно выдавил собеседник. Кажется, он собирался добавить что-то еще, но передумал, и буркнул: — Ну и факел вам в руки… И стадо взбесившихся троллей навстречу.
— Хамишь, Рагдуф! — прошипел названный Лугнаком.
Шаги начали удаляться по коридору, и последним, что успела разобрать Шара, было:
— А чего мне терять? Заплесневелая шутка на фоне обвинения в государственной измене — это как-то мелко. Не находишь?