Тропой памяти (СИ)

Шаграт этой просьбе, похоже, ничуть не удивился, только плечами пожал: «твое, мол, дело» и прихлопнул низ документа печатью. Хоть тушь и была быстросохнущей, он помахал пергаментом в воздухе, дожидаясь пока тот перестанет пачкать, а после скатал в трубочку и вручил племяннице. — Держи!

Благодарно улыбаясь, Шара поклонилась сидящему на полу начальнику Паучьей заставы и, за неимением перчаток, спрятала документ в рукав.

— Йарвхе от меня поклон передавай — весело подмигнул молодой сотник, вставая. — Даже целых два. А Хуркул-игриту… хм… ну перо что ли привези с охвостья!

Оба от души расхохотались.

— Молодец, что решилась все-таки, — серьезно добавил Шаграт, — Самое разумное решение, все правильно. Ну ладно, беги давай к Лугдушу, а то старик там, поди, уж извелся весь… Послезавтра караван уже уходит, а он еще ни сном не духом… Э-эх, сожрет он меня ведь с потрохами: опять без стрелка останется. Иди уж, сама обрадуй его, старого…

Шара кивнула, хитро прищурилась, а потом, сорвавшись с места, вылетела в коридор точно подхваченная ветром.

Только в одном ошибся начальник Кирит-Унгольской погранзаставы дзаннарт-кхан Шаграт. Ввиду затяжных боев на Осгилиатском направлении сообщение между городами стало из рук вон отвратительным: обещанный караван пришел не через два дня, а лишь через шесть. Но к тому моменту его племянницы уже не было в Кирит-Унголе.

Глава 14

Последний привал в горах остался позади. Равно, впрочем, как и сами горы — теперь, куда не кинь взор, повсюду расстилалась непривычно ровная черная гладь без единой травинки. Вот они, знаменитые Мертвецкие Болота, дурная слава которых в свое время всплывала в рассказах бывалых путешественников. Вид у этих мест был преотвратный, это верно, и даже, несмотря на то, что тянулась последняя неделя осени и землю уже покрывал самый настоящий снег, там и сям промеж кочек чернели незамерзшие оконца воды. Да и трясина не до конца схватилась морозом, потому противно пружинила под подошвами сапог. Хорошо еще, что снег притупил запах: по словам все тех же очевидцев, в летнюю пору зловоние в этих местах стоит такое, что глаза лопаются.

Шара еще раз оглядела унылый пейзаж. Неожиданно возникшее в душе чувство тревоги упрямо не отпускало. Это было даже не предчувствие опасности, а какая-то странная тоска и уныние. Может быть, это из-за болот! Лучница хмыкнула себе под нос: ну надо же, кажется, она успела совершенно отвыкнуть от равнин! А хотя… из восьмидесяти двух лет не в горах она провела только два — на побережье Нурнена. В том же Кундузе горы постоянно присутствовали перед взором, но привычка — великая вещь! — рожденный в этих местах с детства не обращает пристального внимания на острую кромку хребта на горизонте, ибо видит ее ежедневно и не находит ничего удивительного в ее наличии. Зато открытая со всех сторон местность немедленно рождает чувство тревоги, будто стоишь на чьей-то гигантской ладони.

С интересом понаблюдав за закатом, лучница рассудила, что идти по впотьмах по замерзшей трясине — не лучшая идея. Ночью же никому не придет в голову тревожить покой одинокого путника, заночевавшего в сердце Мертвецких Болот. Значит, каким бы гадким и неуютным это место ни казалось, придется остановиться. Нащупав сапогом более-менее твердый участок поверхности, девушка пинком отправила туда туго набитый вещмешок, притоптала вокруг снег и улеглась, с головой завернувшись в лархан.

Сон, само собой, не шел. Во-первых, несмотря на толстый мех форменной куртки и двухслойную кожу лархана, лежать на снегу было нежарко, а во-вторых — отчего-то очень сильно раздражала жуткая тишина. В горах отсутствие храпа товарищей по казарме переносилось не в пример легче, ночь все равно полна звуков и шорохов: где-то в гольцах свистит ветер, то каменная мышь проскочит, спасаясь от ночной охотницы-совы, то камешек запрыгает по склону. А тут — вообще ничего! Проворочавшись с полчаса и начерпав снега в капюшон, Шара рывком села, вытащила кисет и принялась набивать трубку. Курение не только успокаивало, табачный дым всегда помогал ей лучше думать, поразмыслить же и вправду было над чем. О том, как на заставе восприняли ее наглое дезертирство, Шара решила побеседовать с собственной совестью как-нибудь в другой раз. Пока же куда больше ее заботил вопрос странного дара, по непонятным причинам доставшегося скромной кундузской девице, дочери Йарвхи-травницы. В том, что это дар, а не проклятие, как она привыкла считать, девушка окончательно уверилась после разговора с Шагратом. Оставалось только понять — почему из всех иртха духи выбрали именно ее, бледнокожую полукровку… стоп! А может быть, в этом вся соль? Неизвестно еще, какими силами повелевают йерри, вдруг у них такое — в порядке вещей? М-м, а знание языка тоже передается по наследству? Чушь полнейшая… Да и потом: видения содержали очень много таких событий, свидетелем которых ее отец быть ну никак не мог, потому что… Потому что был рожден много позже! Ладони от волнения стали влажными, в висках стучало: Шара чувствовала, что пока рассуждает верно. Так… продолжим…