Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

В Афганистане исмаилитская община сохраняла в период советской оккупации нейтральное положение между фронтами. Исмаилиты помнили о своей дискриминации во времена старого королевского режима. Красная власть Бабрака Кармаля, будучи атеистической, пыталась заигрывать с исмаилитами как «угнетенным классом», намереваясь использовать их в борьбе с моджахедами-суннитами. Та же политика велась в отношении суфийских орденов и шиитских общин, тоже притеснявшихся старым режимом. Мой попутчик-службист имел, кроме того, опыт аналогичного «мистического» посредничества в Иране, где советские (и другие) разведки старались найти себе партнеров в несистемной среде суфийских орденов и иных религиозных миноритариев. Вместе с тем самого Хомейни он оценивал неоднозначно, не считая того примитивным буквалистом: «Хомейни занимает позицию где-то между шариатом и тарикатом».

Это можно было понять так, что Хомейни открыт к суфизму. Между тем исмаилиты называют себя ахли-хакк, что значит «люди истины», и стоят, таким образом, в хакикате. Вместе с тем памирская община пира и маарифа Насира Хисрава следует, вслед за своим основателем, путем маарифата. Отсюда — зикры вместо намазов. Язык поэзии, персидский, — вместо языка богословия, арабского. Мазар Насира Хисрава находится в Хороге, на афганской стороне Пянджа. Мой попутчик ехал как раз в Хорог. В то время Памир был закрытой пограничной зоной. Для въезда требовалось специальное разрешение, так что я, при всем желании, не мог воспользоваться случаем, чтобы попасть в этот загадочный и абсолютно закрытый город.

От Миёнаду к Лянгару. Я вышел из газика, немного не доехав до Калаи-Хумба, на развилке к Миёнаду. Там поймал еще одну машину Это был грузовик, в кузове которого ехало человек шесть бабаев — все в белой одежде и белых чалмах. Как я сразу догадался, команда направлялась к Хазрати-Бурх. Стоял самый разгар зиаратного сезона. Мы проехали Миёнаду, высадились уже где-то под Лянгаром и двинулись дальше пешком.

По пути набрели на большую группу местных девушек, которые, рассыпавшись по склону, собирали какие-то травы. Все они были в ярких платьях и платках с золотой нитью, с длинными косами. Просто гопи, ждущие своего Говинду! Наш зиаратный бабайский «белый блок» проходил сквозь девушек, словно параболическое вторжение, дефлорирующее сансарную сентиментальность перспективой «перпендикулярного» вызова. Единственный «небелый» в команде был я, облаченный в синий чапан, перехваченный армейским ремнем, с кинжалом в узорчатых кожаных ножнах на боку, «ермаком» на спине и ледорубом в руках. Девушки норовили разглядеть меня получше, украдкой кидая взгляды из-под опущенных ресниц на мою репу в бейсболке с намотанной чалмой, зеркальных черных очках и серебряным кольцом в ухе. По мере того как наша бабайская колонна удалялась вверх по тропе, девичий смех позади звучал все громче, переходя в экстатическое хихиканье. В «Абхидхармакоше» сказано, что посредством хихиканья спариваются гандхарвы. Думаю, гопи — тоже.

Еще выше по реке мы натолкнулись на группу катамаранщиков. Их было человек шесть-восемь, ребят и девчонок. Они рассказали, что тащат на себе пару катамаранов аж с самого Миёнаду, но все никак не рискнут спустить их на воду. «Очень сильное течение. И потом — обрывистые берега, негде причалить!» Да, Оби-Хингоу — сильная река! Ее темные воды, словно свинцовый поток, низвергаются с памирских ледников в зиаратную долину, постепенно нисходящую к райским кущам Дарваза. В Оби-Хингоу, как в реку Гераклита, нельзя войти дважды: снесет с первого раза. Мы шли дальше. Через какое-то время перешли по большому бетонному мосту боковой приток. А еще чуть дальше нам навстречу попались два грузовика с людьми туристического вида. Было их человек шестьдесят.

Лянгар. Через полчаса мы вошли в кишлак Лянгар. Здесь располагалась метеостанция, на которой жила знакомая Каландару семья. Я зашел с визитом вежливости. Муж — волжский немец Эрик, жена — русская. Оба родились в Средней Азии. В общем, типичные «колониальные русские». В Лянгаре у них был большой участок в очень удобном месте, прямо у реки. Гостеприимные хозяева накрыли во дворе стол, поставили горячую еду, фрукты, сладости и облепиховый кисель. Когда пришло время пить чай, откуда-то послышался рев моторов, а затем в поле зрения появились те самые грузовики с туристами, которые я недавно видел на мосту. Что за чертовщина? Машины остановились перед нашей калиткой, туристы в массовом порядке пососкакивали вниз, а мы все никак не могли взять в толк, что бы это все значило. Тут несколько человек — видимо, активисты — врываются на территорию станции и бегут прямо к нам:

— Срочно нужен телефон!