Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Мы сделали вторую попытку взойти на перевал и на этот раз не промахнулись. Высокогорная снежная пустыня с подобными циклопическим мегалитам серыми скалами, изрытая моренами и окутанная зеленоватым туманом, казалось, не имеет ориентиров, но вдруг, совершенно случайно, седловина перевала открылась с неожиданной перспективы. Надо сказать, что со времени моего последнего пребывания на Зиаре в 1977 году ландшафт местности тут сильно поменялся. Наверное, виной тому тектонические изменения. Именно поэтому я не смог сразу накануне сориентироваться и увлек всю компанию по ложному пути. Сейчас реванш был взят, и перевал — тоже. «Умный в гору не пойдет...» Старая надпись, полинявшая, красовалась на прежнем месте.

Опять на Искандер-куле. Мы спустились с Зиары к Искандер-кулю известным мне маршрутом. По пути наша компания остановилась для сиесты на одной горной ферме. Здесь нас впервые за все эти дни по-человечески покормили. Женщины принесли свежеиспеченные лепешки. Я вспомнил о чабанском хлебе, котором мы с Ириной неделю давились на высокогорье, и оценил магические свойства женских рук: фермерские лепешки были мягкие, промасленные, равномерно пропеченные, с инициатическим орнаментом и импульсом мистерии домашнего очага. Чабанский же продукт по вкусу напоминал автомобильную камеру, а если подмочить — строительную замазку. Пища аскетов — ничего лишнего: мука, вода (даже без соли!).

На самом Искандер-куле на этот раз мы обнаружили огромную массу народа. Был уикенд, и сюда съехалась публика не только из близлежащих мест, но также, и даже в основном — как можно было понять по номерам автотранспорта, — из Душанбе. Семьи с палатками и шашлыками тусовались здесь и там, играя в мяч или бадминтон. Где-то шел квас, кто-то пел под рубоб, кто-то — под дойру, а кто — и под баян. Сильно поддавшие молодцы освежались в ледяной воде, не подозревая о наблюдавших за ними из глубин зеленой пучины прозрачных глазах Буцефала. Мы искупались и решили двигаться дальше. Ребята отправились в Душанбе, а мы с Ириной — навестить жившего в этих местах человека по имени Рахмонкул.

У Рахмонкула. Этот Рахмонкул, подобно Кабодиёнскому, тоже очень сильно интересовался мистикой, будучи при этом прилежным мусульманином. Ему, в его махалле, была определена роль муллы — знатока Корана, предстоятеля на общественной молитве, специалиста по имущественным тяжбам. Наводку на Рахмонкула дал Ычу (кстати, однокашник Ирины), который к тому времени конвертировался в ислам по всем правилам шариата и стал Икромом. Икром просил меня передать Рахмонкулу экземпляр двуязычного Корана, причем настоял на выкупе книги, не желая принимать ее в качестве подарка. Рахмонкул, как выяснилось позже, читал текст Корана на языке оригинала вдоль и поперек и даже знал многие аяты наизусть, однако ни слова не понимал по-арабски. Синхронный текст издания Саблукова позволил ему, с помощью русского подстрочника, впервые осмысленно ознакомиться с содержанием Святой книги.

Чтобы добраться до кишлака, где жил Рахмонкул, нужно было свернуть с шоссе Пенджикент—Душанбе (ведущего с Искандер-куля на Анзобский перевал) вправо, в узкое ущелье, а потом подниматься часа два по совершенно марсианскому пейзажу. Скалы и почва в этих местах совершенно красные, будто крашенные охрой. Зрелище вполне сюрреалистическое. А потом красное неожиданно сменяется изумрудным: вы словно вступаете в другой мир за очередным поворотом тропы. Дальше, после еще одного поворота, вы оказываетесь в поясе цветущих кустов и плодовых деревьев, певчих птиц и свежих ветров, веющих с олимпийских отрогов. В этом ущелье, в верхней его части, под защитой красных скал, лежали несколько небольших кишлаков, первым из которых оказался тот самый, где обитал Рахмонкул.

Рахмонкул принял нас очень радушно. Его дом являлся частью общей композиции махалли, в которой проживало большое число родственников. Нам выделили специальную гостевую комнату, накормили до отвала, однако ночевать Ирину отвели на женскую половину дома. Местные дамы, видимо, были недовольны тем, что ее принимали на мужской стороне, делая тем самым для нее как бы исключение из правил. После «отбоя» они устроили ей форменную магическую обструкцию. Негативная суггестия проникла, видимо, через пищу. Ирину всю ночь тошнило и рвало, и только к утру ей удалось немного забыться при полном физическом истощении. Слава Богу, организм восстанавливается в экологически совершенных горных условиях очень быстро.

На следующий день мы поднялись на высокогорное пастбище за кишлаком, откуда открывался вид на несколько утопавших в зелени селений ущелья. Вечером мы обсуждали с Рахмонкулом особенности коранического содержания и технику чтения, включая специальные паузы и омовения, которыми периодически прерывается ритуальная речитативная процедура. Я выяснил, что указания на соответствующие действия даны на страницах Священной книги в некоторых ее изданиях. Такие издания ценятся больше, чем те, что без указаний. В моем варианте указания были.