Тропою джейрана

Неровно дыша и вздрагивая, веря и все еще не веря в свое спасение, Хаятолла молча обвел глазами незнакомую комнату. Прямо перед ним, на противоположной стене, выкрашенной простой масляной краской, выделялся на лоскуте материи разноцветный герб нового Афганистана и висел стволом вниз довольно потертый, немало послуживший автомат. Мальчик переместил взгляд правее и заметил, что, кроме Олима, в комнате находился еще один мужчина, явно знакомый Хаятолле.

"Да, он же из Департамента газовой промышленности!" - радостно припомнил Хаятолла, с облегчением отделываясь от мрачных картин только что пережитого ужаса. И единственным, что еще связывало его с недавним кошмаром, оставался тот же ровный усыпляющий звук, льющийся откуда-то сверху, от окна.

- Ты кричал, Хаятолла, звал маму, - ласково заговорил с ним Олим. Тебе приснилось что-то дурное? Что-нибудь страшное?

Светловолосый человек из Департамента газовой промышленности улыбался, подбадривал.

- А вот мы его сейчас накормим как следует борщом, и все страхи пройдут, как рукой снимет. Ел когда-нибудь настоящий украинский борщ? О, это такое блюдо...

Хаятоллу по-прежнему занимал непонятный звук, манила и зачаровывала его неразгаданная тайна.

- Что это жужжит? - показал он глазами на окно.

- Жужжит? Где? А! Это... - Мужчина замялся, отыскивая на родном для Хаятоллы языке подходящее слово, но, так и не найдя его, пояснил по-своему: - Это такая штука, чтобы в комнате было прохладно. Кондиционер.

- Кондиционер, - твердо повторил Хаятолла, будто пробовал чужое слово на вкус.

У мужчины от удивления высоко поднялись брови. Он оглянулся на Олима и, снова обращаясь к мальчику, по-учительски, с нажимом произнес:

- Парабеллум!

- Парабеллум, - довольно чисто выговорил Хаятолла, облизывая пересохшие губы.

- Параллелограмм!

Хаятолла немного поразмыслил и уже без прежней уверенности, по слогам повторил:

- Па-рал-лело-грамм...

Олим почему-то встревожился, снова провел ладонью по горячему лбу мальчика, укоризненно покачал головой.

- Ты отдыхай, не напрягайся. Тут твои друзья и поэтому забудь обо всем.

- Извини, Хаятолла, я не нарочно. - Светловолосый усталый человек виновато улыбнулся. - В самом деле, нечаянно. Удивил ты меня. А меня ты еще не забыл? Помнишь, как приходил к нам в департамент? Ты еще разыскивал своего дядю... Тогда представиться было недосуг, так что давай знакомиться теперь. Не возражаешь? Я друг Олима, а значит, и твой друг. Зовут Николаем Александровичем. Николай Александрович Березин. Запомнишь?

Какая-то упорная, неотвязная мысль не давала мальчику покоя, мешала думать и говорить. Он беспокойно огляделся, еще раз задержав взгляд на автомате и национальном гербе.

Олим по-своему воспринял его встревоженность, склонился ниже.

- Может, и впрямь поешь? У меня остался плов, правда, холодный. Так ведь разогреть недолго. Есть еще банка компота из ананасов. Как, Хаятолла? А то, хочешь, - усердно исполнял он роль няньки, - позовем Людочку. Она у нас особенная. Красивая.

- Рафик Олим, ты... видел отца?

Олим откинулся на спинку стула, исподлобья взглянул на Николая Александровича, в замешательстве не зная, что отвечать.

- Тебе сейчас вредно волноваться, Хаятолла. И не надо. Лучше постарайся уснуть. Поверь, когда человек спит, силы его прибывают...

- Где мой отец? - перебил его Хаятолла, и болезненная дрожь снова прошла по его маленькому телу. - Что с ним? Бандиты... там было много бандитов. Их перехватили, Олим?

Сквозь смуглую, цвета кофе, кожу щек мальчика проступил румянец. Глаза, как бы подернутые матовой дымкой истощения и болезни, маслянисто блеснули. Он поскорее отвернулся к стене, где над кроватью висел на гвоздях старенький, с жестким ворсом коврик. Недетское чувство опасности подсказывало мальчику, что от него что-то скрывают.

- Отца... убили?

- Нет, Хаятолла, что ты, успокойся. Он жив. - Олим твердо повторил: Жив. На этот раз банде удалось уйти. Ахмет-хана кто-то предупредил о засаде, и он не стал испытывать судьбу, оставил богатый кишлак почти нетронутым, а сам поскорее удрал на машине. Хорошо, что безвинные дехкане не пострадали. Ведь Ахмет-хан, как ты знаешь, никого не щадит...

Мягкий бархатный голос Олима убаюкивал. Хаятолла закрыл глаза, и сон опять подхватил исстрадавшееся, ноющее тело мальчика, словно пушинку ветер, повлек Хаятоллу из прохладной комнаты с кондиционером в иссушенную зноем пустыню, в уже минувшие страдания и ночь... Ему опять пригрезился безлюдный родной кишлак, над которым обреченно, с плачем и стонами, носились стаи летучих мышей и настырно выл чуть ли не под самым дувалом шакал. Опять он искал и не находил у родных стен спасения от неутомимых своих преследователей, от бед, сыпавшихся на его голову.

"Ничего, скоро настанет утро, и все пройдет", - успокаивал себя мальчик, хотя прекрасно знал, что утра ему не дождаться; рядом бродили, отыскивая Хаятоллу, его мучители, посланные с гор отцом. Их шаги неотвратимо приближались, были совсем рядом...

"Мама, мне страшно!.." - взмолился Хаятолла.

"Я здесь, мой мальчик, не бойся..."